Александр Шеллер-Михайлов - Под гнетом окружающего

— Да, да, сестрица Лиза дурного не выдумаетъ, — задумчиво проговорилъ отецъ. — Ея слушайтесь; никого не слушайтесь, а ея слушайтесь! — добавилъ онъ ласково и грустно.

— Да ты, папка, не уѣзжай! — жалостно произнесъ одинъ изъ дѣтей.

Отецъ вздохнулъ, но промолчалъ. Въ комнатѣ настала тишина. Всѣ, кажется, погрузились въ мечты о піанахъ будущей мирной жизни. Эти планы давно были извѣстны во всѣхъ мельчайшихъ подробностяхъ каждому изъ дѣтей. Отецъ — этотъ вѣчный изобрѣтатель новыхъ анекдотовъ и удивительныхъ исторій, какъ-то вмѣсто сказки неумышленно высказалъ дѣтямъ эти фантазіи, и дѣти подхватили разсказъ, дополнили его различными подробностями, расширили картину и постоянно возвращались къ ней послѣ бурныхъ сценъ въ домѣ. Это будущее было для нихъ то же, что далекая пристань для потерпѣвшихъ кораблекрушеніе моряковъ. Всѣ они давно знали, что и кому принадлежитъ въ разсказѣ, знали, что добавленіе о пріѣздѣ соскучившейся матери къ бѣжавшей отъ нея семьѣ принадлежитъ старшей сестрицѣ Лизѣ, про которую они говорили между собою: «Извѣстно, она у насъ добрая», и которая теперь задумчиво сидѣла, склонивъ голову на плечо отца…

Балованное дитя родителей, любимецъ родныхъ, добродушный, но, тѣмъ не менѣе, страшный мучитель учителей и начальниковъ, съ пятнадцатаго года побѣдитель женскихъ сердецъ, честнѣйшій и преданнѣйшій товарищъ, защитникъ слабыхъ и открытый кошелекъ неимущихъ, гуляка тридцатыхъ годовъ, душа общества, незамѣнимый собесѣдникъ, декламирующій наизусть всего Пушкина и всего Баркова, юнкеръ въ отставкѣ, таковъ былъ Николай Николаевичъ Баскаковъ до женитьбы. Чуть не нищій и первый врагъ своей довольно не бѣдной и совсѣмъ не образованной жены; приживалка и шутъ въ домахъ сосѣдей, гдѣ проводилъ онъ цѣлые мѣсяцы, изрѣдка заглядывая въ родное гнѣздо; ярмарочный игрокъ на бильярдѣ, при помощи котораго онъ зашибалъ кое-какія деньги на нѣсколько дней; любящій, но безалаберный отецъ; то проливающій слезы грѣшникъ, то дикій звѣрь въ пьяномъ видѣ, таковъ былъ Николай Николаевичъ Баскаковъ послѣ женитьбы. При первомъ удобномъ случаѣ онъ готовъ былъ обыграть на бильярдѣ до послѣдней копейки какого-нибудь купчика и, возвращаясь съ игры, съ такой же искренностію готовъ былъ дать хоть десятокъ рублей первому попавшемуся бѣдняку. Во время своего пребыванія у какого-нибудь грознаго сосѣда старыхъ временъ, онъ могъ спокойно смотрѣть, какъ пороли крестьянъ, и такъ же хладнокровно бѣжать тушить пожаръ въ избахъ этихъ крестьянъ, жертвуя даже своею жизнію. Онъ позволялъ иногда продѣлывать надъ собою невообразимо-пошлыя штуки и въ то же время дрался два раза на дуэляхъ за самыя невинныя шутки. Онъ любилъ своихъ дѣтей, но болѣе портилъ, чѣмъ развивалъ ихъ, и не умѣлъ отстоять ихъ передъ своею женою, убѣгая изъ дому; впрочемъ, онъ могъ не бояться за жизнь дѣтей, такъ какъ именно подъ его вліяніемъ они стали «озорниками» и умѣли постоять за себя. Иногда онъ былъ радъ куску хлѣба, но подчасъ, зашибивъ копейку, вмѣсто порядочной одежды, вмѣсто хлѣба, накупалъ бронзовыхъ цѣпочекъ, духовъ и помады. Въ обществѣ на Николая Николаевича смотрѣли различно: одни называли его «добрымъ малымъ и широкою натурою», другіе — «жалкимъ шутомъ, потерявшимъ стыдъ», третьи — «хитрой бестіей и подлецомъ». Славянофилы считали его безгрѣшной жертвою, погибшей при введеніи къ намъ западной цивилизаціи, въ узкія рамки которой не можетъ втиснуться могучая русская натура. Западники указывали на него, какъ на ходячее доказательство неспособности русскаго человѣка сдѣлать что-нибудь безъ основательнаго знакомства съ западной наукой. Сходились люди только въ одномъ мнѣніи о немъ: никто не считалъ его дуракомъ и, несмотря на то, что онъ во всю свою жизнь ничего не дѣлалъ, кромѣ глупостей, его называли очень умнымъ человѣкомъ.

Супруга Николая Николаевича, Дарья Власьевна Баскакова, урожденная Бабинова, была еще болѣе оригинальнымъ и безтолковымъ существомъ. Мужъ разъ и навсегда охарактеризовалъ ее слѣдующими словами:

— Дарья Власьевна, пожалуй, иногда и можетъ разсудить что-нибудь умно, только безъ умысла… Вѣдь по исторіи извѣстно, что Богъ сподобилъ однажды и ослицу промолвить человѣческое слово.

Эта женщина, способная только безъ умысла обмолвиться умнымъ словомъ, вѣчно съ кѣмъ-нибудь ссорилась, что-нибудь строила и кого-нибудь рожала. Тяжбы съ сосѣдями у нея не прекращались никогда. Самое замѣчательное изъ дѣлъ этого рода было то, когда умеръ ея крестный отецъ, и она потребовала себѣ долю изъ его имѣнія отъ законныхъ наслѣдниковъ. Сначала она поскакала съ просьбой въ уѣздный городъ, потомъ въ губернскій и, наконецъ, въ столицу. Нигдѣ не хотѣли принять ея прошенія.