Александр Шеллер-Михайлов - Под гнетом окружающего

Лизавета Николаевна сидѣла, между тѣмъ, на травѣ, опустивъ голову на руки, грустная и безмолвная. Она чувствовала, что она оборвала послѣднюю нить, еще привязывавшую ее къ Задонскому, а вмѣстѣ съ тѣмъ и къ деревнѣ.

Иванъ Григорьевичъ созвалъ дѣтей и велѣлъ имъ разбирать грибы, лежавшіе на томъ мѣстѣ, гдѣ, за полчаса передъ тѣмъ, сидѣла Лизавета Николаевна. Занявъ такимъ образомъ дѣтей, онъ снова вернулся къ ней и прилегъ на траву. Съ четверть часа они оба молчали.

— Что же, когда мы въ Петербургъ поѣдемъ? — шутливымъ тономъ произнесъ Борисоглѣбскій, чувствуя, что необходимо нужно вывести изъ задумчивости это несчастное созданіе.

— Я и сама объ этомъ думала, — проговорила она, вздрагивая всѣмъ тѣломъ, точно пробуждаясь отъ тяжелаго сна. — Только все еще страшно одной ѣхать.

— Да вѣдь я туда же ѣду, — отвѣтилъ Борисоглѣбскій.

— Ну, у васъ тамъ занятія, некогда будетъ со мной няньчиться…

— Эхъ, да я все брошу, только бы быть вамъ полезнымъ, — горячо проговорилъ Иванъ Григорьевичъ.

— Что вы это! я первая отказалась бы отъ вашихъ услугъ, если бы вамъ пришлось изъ-за нихъ чѣмъ-нибудь пожертвовать…

— Да какая же это жертва, если я это сдѣлаю для васъ? — произнесъ Борисоглѣбскій.

Лизавета Николаевна промолчала. Впервые ей было почему-то страшно продолжать разговоръ со своимъ старымъ пріятелемъ. Онъ въ этотъ день выглядѣлъ какъ-то тревожно, какъ-то слишкомъ горячо относился къ ней. Она немного отодвинулась отъ него. Борисоглѣбскій замѣтилъ это и нахмурилъ брови.

— Что, ваши всѣ домашніе, я думаю, скучаютъ, что вы скоро уѣдете? — спросила Лизавета Николаевна, чтобы, начавъ новый разговоръ, избѣжать нѣмого, особенно блестящаго взгляда Ивана Григорьевича.

— Мнѣ-то какое дѣло до нихъ! — грубо отвѣтилъ Борисоглѣбскій и стиснулъ зубы. — Вотъ, — началъ онъ черезъ минуту:- вы хотите начать новый разговоръ; вы что-то угадали изъ моихъ мыслей и боитесь, что я выскажу ихъ вамъ вполнѣ. Вы знаете, что я вамъ преданъ, какъ собака, знаете, что меня вы можете заставить сдѣлать все, и, конечно, понимаете, что безъ причины люди не выказываютъ такой собачьей преданности… Такъ почему же вы боитесь, что я выскажу эту причину? Почему, понимая ее, вы стараетесь ея не понимать? Неужто вы боитесь, что я брошу васъ, когда вы скажете, что не любите меня?

Лизавета Николаевна судорожно сжала свои руки. Она ясно видѣла, что Борисоглѣбскій и не подозрѣваетъ, какъ сильно было ея увлеченіе Задонскимъ, а считаетъ это мимолетнымъ чувствомъ, которое давно забыто.

— Иванъ Григорьевичъ, — начала она надрывающимся, мучительнымъ голосомъ: — вы видите, что я обхожу этотъ вопросъ. Для чего же вы настаиваете на своемъ? Я вамъ не говорю ни да, ни нѣтъ, совсѣмъ не касаюсь этого предмета, а вы непремѣнно хотите, чтобы я сказала, что я не люблю васъ…

— Ну, да, не люблю я неясныхъ положеній. Или да, или нѣтъ, а то — чортъ знаетъ, въ мечтанія впадаешь, замки воздушные строишь, — проговорилъ Борисоглѣбскій. — Теперь, по крайней мѣрѣ, легче будетъ. Не любите — значитъ и не думай о счастьи, не про насъ оно писано!..

Лицо Борисоглѣбскаго выглядѣло въ эту минуту жалко. Лизавета Николаевна не могла вынести равнодушно этого печальнаго вида.

— Я вамъ не говорила, что я не люблю васъ, — начала она. — Нѣтъ, я только хотѣла сказать, что любовь здѣсь не доведетъ ни къ чему… Послушайте, — продолжала она тихо и въ смущеніи:- не думайте обо мнѣ!.. Не думайте, потому что я не стою васъ… Вамъ нужна жена честная, развитая, а не какая-нибудь деревенская барышня, готовая увлечься первымъ смазливымъ лицомъ, и сама не знающая, чего ей нужно… Будьте, просто, моимъ другомъ и защитникомъ, потому что всѣ, всѣ скоро отвернутся отъ меня… Я скоро сдѣлаюсь ма…

— Слышалъ я, да не вѣрилъ, — перебилъ ее Борисоглѣбскій, подмѣтившій блѣдность ея лица и понявшій только теперь, что людскія сплетни не преувеличивали дѣла. — Ну, такъ что-же? я не младенецъ какой-нибудь невинный! — окончилъ онъ.

Лизавета Николаевна посмотрѣла на него съ глубокимъ чувствомъ благодарности.

— Если только это пугало васъ, такъ, право, не стоитъ и думать объ этомъ, — заговорилъ Борисоглѣбскій съ надеждой на лицѣ. — Теперь, когда я все знаю, когда я вамъ говорю снова, что я…

— Иванъ Григорьевичъ, — быстро и твердо перебила его Лизавета Николаевна: — я прошу у васъ одного: помогите мнѣ въ Петербургѣ совѣтомъ… Если вамъ тяжело видѣть меня, откажитесь прямо отъ этой роли. Но не говорите мнѣ о любви… Откажитесь, и я найду путь одна…