Александр Шеллер-Михайлов - Бедные углы большого дома

— Что это вы, Ольга Васильевна, пирожки отвсюду таскаете? — сказала съ раздраженіемъ Варя, замѣнивъ обычное «мой другъ» болѣе вѣжливыми и болѣе холодными словами.

— Душа моя, ты ребенокъ, и я знаю, что ты любишь лакомиться, — начала простенькая Ольга Васильевна.

— Но не милостынею, не обглодками! — прервала ее Варя.

— Об-глод-ками! — съ недоумѣніемъ повторила Ольга Васильевна и печально начала вертѣть пирожокъ, точно желая удостовѣриться, дѣйствительно ли онъ обглоданъ.

— Разумѣется, обглодками. Развѣ вы думаете, что я не понимаю, что вы выпрашиваете эти пирожки, что вы на мое имя выпрашиваете ихъ, жалуясь, что вамъ нечѣмъ меня кормить, марая мою репутацію, заставляя людей указывать на меня пальцами…

— Варя! Варя!

Ольга Васильевна тихо положила пирожокъ на столъ и начала безъ всякаго сознанія рыться въ рабочемъ столикѣ. Уже нѣсколько крупныхъ, горячихъ слезъ упало на руки, но она ихъ не замѣчала и все чего-то искала. Наконецъ, она вынула вышивку и начала работать, но игла не попадала въ матерію, глаза ничего не видали, а слезы все текли и текли… Ни одного вздоха, ни одного упрека не вырвалось изъ груди Трезора; но Варя смутилась и, сознавая всю свою правоту, почему-то стыдилась взглянуть на эту безмолвную, покорную фигуру со слезами на щекахъ. Варя сконфуженно ходила по комнатѣ. Прошло съ часъ времени. Игнатьевна вошла объявить, что самоваръ скипѣлъ.

— Можете его подать, Авдотья Игнатьевна, — произнесла Ольга Васильевна, поспѣшно отирая катившуюся по щекѣ слезу.

Самоваръ подали.

— Варичка, не послать ли за сухарями? — спросила Ольга Васильевна.

— Нѣтъ… Я не хочу…

— Я тебѣ налила, мой другъ… Какъ экзаменъ? — раздался робкій вопросъ. — Ты меня встрѣтила такъ… то-есть, ты была раздра… Ахъ, Боже мой!.. Ну, какъ же прошелъ экзаменъ?

Ольга Васильевна терялась и не находила словъ; ей хотѣлось объяснить, что она боится, не произошло ли раздраженіе Вари отъ неудачи.

— Ничего, хорошо.

— Ну, слава Богу, слава Богу! Ты меня… про… прости… не сердись! — шопотомъ произнесла Ольга Васильевна и неожиданно припала губами къ рукѣ Вари.

Несчастное существо въ теченіе часа раздумывало о своей судьбѣ, перебирало всѣхъ своихъ знакомыхъ, родныхъ, представляло себѣ свое будущее и видѣло, что среди всего этого волнующагося міра оно теперь стало не нужно никому; что этотъ людный городъ для него пустыня, гдѣ оно видитъ только одного близкаго живого человѣка — Варю, и этотъ-то человѣкъ готовъ уйти. Ольга Васильевна испугалась могильнаго одиночества среди тысячеустной толпы…

Варя вся вспыхнула, у нея сердце перевернулось отъ этого поцѣлуя; она за что-то даже упрекала себя, хотя понимала, какъ глубоко виновата передъ нею Ольга Васильевна, какъ скверно поведеніе послѣдней, но по добротѣ, по великодушію, столь свойственнымъ молодымъ дѣвушкамъ, подобнымъ Варѣ, простила Ольгу Васильевну и тихо поцѣловала ее. Ольга Васильевна разрыдалась…

Характеръ Вари высказался вполнѣ,- болѣе нечего ждать отъ него. Это характеръ бездомнаго пролетарія, брошеннаго нами безъ сожалѣнія, лишеннаго всѣхъ опредѣленныхъ обязанностей, дающихъ право на жизнь. Наши радости, наши скорби, наша слава и нашъ позоръ, все, все будетъ ему чуждо, — его не призвали раздѣлить ихъ. Ему бросали тѣ или другія личности кусокъ хлѣба, онъ не зналъ, за что ему брошенъ этотъ кусокъ хлѣба, и въ то же время онъ сознавалъ, что точно такъ же спокойны остались бы мы, если бы ему и не бросилъ никто этого черстваго куска. Его интересы не близки намъ, потому они вдвое ближе ему. Насъ цѣлое общество, а онъ одинъ; ему нужно быть безпощаднѣе, злѣе въ борьбѣ, потому что вся его жизнь будетъ борьба, — борьба съ нами, закрывшими передъ нимъ свои двери. Это — страшное существо, но въ то же время это жалкое, до боли жалкое существо. Ольга Васильевна помнила пансіонскихъ подругъ, помнила, что о ней заботились десятки людей въ молодости, что они развили въ ней потребность любви, поставили ее на извѣстную дорогу, сказали: ты получаешь образованіе, чтобы учить нашихъ дѣтей, — а Варя, кто указалъ ей ея мѣсто въ обществѣ? Скрипицына? Ольга Васильевна? Отдѣльныя личности, взявшія ее, потому что она была жалка, а онѣ одиноки. Подвернись имъ другая дѣвочка въ то же время, — и Варя осталась бы на улицѣ, была бы брошена. Всей ея судьбой управляла случайность, и она почувствовала, угадала это, и не привязалась ни къ чему. И стоитъ ли привязываться къ тому, что можетъ черезъ минуту измѣниться, смѣниться новою случайностью? Не стоило бы слѣдить за жизнью этого безучастнаго, ледяного и въ то же время надменнаго существа. Но оно будетъ сталкиваться съ нами и потому посмотримъ: кто прольетъ больше слезъ; оно ли, одинокое, брошенное нами, или мы, сошедшіеся дружно въ кружокъ, довольные, сытые? Наши роли раздѣлятся такъ: мы забудемъ про него и будемъ веселиться, наслаждаться жизнью, интересоваться своими общими задачами и вопросами, а оно будетъ — мстить…