Александр Шеллер-Михайлов - Лес рубят - щепки летят

— Она там с прислугой княгини, кажется, знакома, — заметила как-то Анна Васильевна Зубовой, делая пренебрежительную гримасу.

Зубова поняла, что нужно сейчас же навести справки.

— Вы, милая Катерина Александровна, давно знакомы с Глафирой Васильевной? — спросила как бы мельком Зубова, делая самое невинное лицо. — Верно, мамаша ваша дружна была с ней?

— Нет, матушка не была дружна с ней, — ответила Катерина Александровна.

— Так это вашего покойного батюшки знакомство?

— Отец ее не знал…

— Неужели! А она так любит вас, так любит; верно, вы выросли под ее тепленьким крылышком?

Катерина Александровна улыбнулась.

— Я росла в своей семье, — ответила она. Зубова начинала сердиться.

— Странно что-то. Не знакомы, никогда не видали друг друга, а между тем она справляться о вас как о дочери приезжала!

Катерина Александровна ничего не ответила.

— Вы уж очень скрытные, — некстати проворчала Зубова.

— Это вам так кажется, — засмеялась Катерина Александровна. — Мне нечего рассказывать, потому я и молчу.

Вечером Марья Николаевна таинственно шептала Катерине Александровне:

— Кисочка, у вас, верно, есть какая-нибудь тайна.

— Тайна? — удивилась Катерина Александровна.

— Ну да. Утром вы так ловко увернулись от ответов этой противной Зубовой. Я сейчас же поняла, что вы не хотите, чтобы знали о ваших отношениях к княгине.

— Марья Николаевна, вы ничего не поняли, — промолвила Катерина Александровна. — Мои отношения к княгине ограничиваются тем, что я воспитывалась в ее школе, потом попросила у нее места и была определепа сюда.

Марья Николаевна надула свои бледные губы.

— От меня-то, кажется, не для чего скрывать! — воскликнула она. — Вы холодная, холодная! Я вас так люблю, так обожаю…

— За что же, Марья Николаевна? Вы так мало меня знаете.

— Неприступная! — нахмурилась Марья Николаевна и сделала детски-обиженное лицо.

В тот же вечер Зубова говорила Анне Васильевне:

— Прилежаева-то не через служанку княгини попала к нам в помощницы. Ее, кажется, знает сама княгиня. Это просто к нам шпиона подослали.

— Ну и пускай подсылают! — раздражительно промолвила Зорина. — Мне нечего бояться. Я с княгиней сама знакома; мы домами знакомы!

— Да я ведь знаю, Анна Васильевна. Не станет же княгиня вас равнять с какой-нибудь девчонкой, — простодушно заметила Зубова. — Конечно, может быть, эта девчонка и станет сплетничать на вас, да не поверит же ей княгиня.

— Что сплетничать-то? — раздражалась снова Зорина.

— Конечно, нечего! — успокоила ее Зубова. — Разумеется, можно выдумать что-нибудь, да ведь это все пустяки. Если она и станет рассказывать, что вот у вас живет добрейший Александр Иванович, то ведь это будет пустая сплетня. Княгиня сама может убедиться, что он не у вас прописан, что он только в гости к вам ходит.

— Что же вы думаете, что уж и сыну запретят ходить к матери! — воскликнула Анна Васильевна.

— Как можно, как можно! Это ни с чем не сообразно! — распиналась Ольга Никифоровна. — Разумеется, эта девчонка не постыдится утверждать, что он у вас безвыходно живет, что он только для виду прописан на другой квартире.

— Да она разве об этом что-нибудь говорила?

— Нет, нет, не говорила. Но все же, знаете, уж сейчас видно, что она под нас подкопаться хочет.

— Ну, мы еще посмотрим, кто кого выживет отсюда. Я не люблю, чтобы за мною следили! — твердо промолвила Зорина.

— Конечно, конечно, у вас связи-то покрепче! — успокоила ее Зубова.

Обе женщины обманывали друг друга. Зубова намекала на незаконное житье Александра Ивановича у матери для того, чтобы дать понять Анне Васильевне, что и она, Зубова, видит очень хорошо грешки начальницы и только по своей преданности молчит о них. Анна Васильевна гордо заметила, что никто не может запретить сыну бывать у матери, но в глубине души начала сильно тревожиться, вполне сознавая, что не сегодня, так завтра до Гиреевой и до Белокопытовой могут дойти слухи о пребывании мужчины в женском приюте и что, пожалуй, не только ее Александру придется оставить свою мать, но и самой матери трудно будет усидеть на месте.

Катерина Александровна, конечно, и не подозревала, что ее считают шпионом княгини, что ее боятся, но она ясно видела, что с ней обращаются как-то странно. Она не понимала, почему к ней пристают с расспросами Зубова и Постникова, почему Зорина говорит при ней особенно многозначительным тоном о своей силе, о том, что под нее трудно подкопаться, что ее уже пробовали сжить с места некоторые люди, но сами слетали с мест прежде нее. Если бы Катерина Александровна знала все тайные причины этих сцен, то ей показались бы еще смешнее все эти жалкие, пошлые и глупые личности.