Лукьянов спустился со сцены и зашагал по проходу к задним рядам. Собрание дружно аплодировало.
«Душа заилилась, доброе и честное отношение к общественному труду, — записал Щедров. — Сказано просто и понятно».
Как и было намечено планом, к концу сентября такие собрания прошли во всех станицах. В Вишняковской с докладом выступал Приходько, в Усть-Калитвинской — Сухомлинов, в Николаевской, Елютинской и Старо-Каланчевской — Щедров. В субботу, когда солнце уже клонилось к закату, Щедров возвращался в Усть-Калитвинскую. Уставший, с болью в висках, он поглядывал на зеленя, мимо которых мчалась «Волга», и мысленно еще слышал голоса ораторов, гул одобрения, шум аплодисментов. «Собирались, как на митинг, всей станицей, думал Щедров, не замечая, как оборвались зеленя и повсюду зачернела пахота. — В выступлениях и житейская сметка, и неравнодушие к недостаткам, и крестьянский юмор. А как толково говорил Лукьянов…»
Вдали показались усть-калитвинские тополя. Они поднялись к небу желтым заслоном, и на завечеревшем горизонте их очертания были так знакомы, что Щедров, как только увидел окрашенные охрой шпили, сразу же вспомнил Уленьку и ее проводы в Степновск. Через неделю он говорил с нею по телефону. Не в силах скрыть радость, Уленька сказала, что ее приняли в институт. «Поздравляю, Ульяша! А где живешь? В общежитии?» — «Общежития не дали. Мы с подругой сняли комнату. Приезжай, посмотришь, как я устроилась». — «Обязательно приеду. Вот только управлюсь с делами…»
Прошло больше месяца, а Щедров в суматохе дел так и не смог побывать в Степновске. «Как она там, бедняжка, живет и как учится? — думал он, глядя на знакомые очертания тополей. — Жениться-то я женился, а на поверку выходит, что муж из меня получился плохой, можно сказать, никудышный муж. Не удосужился съездить к жене, посмотреть, как она там устроилась. Да и соскучился очень. Завтра у нас воскресенье. Обязательно поеду в Степновск. Скажу Ванцетти, чтобы пораньше выехать, а в понедельник утром вернусь…»
Случилось же так, что в Степновск Щедрову не пришлось ехать ни в воскресенье, ни в понедельник. Когда возле райкома он вышел из машины и велел Ванцетти ехать в гараж, навстречу ему выбежал Приходько и сказал:
— Привет, Антон! Где пропадал? Я звонил во все станицы — нигде не мог тебя отыскать.
— Зачем я так срочно потребовался?
— Тебя Румянцев разыскивал по телефону.
Они поднялись по лестнице и вошли в душный, со спертым теплым воздухом кабинет. Щедров распахнул балконную дверь, снял плащ и спросил:
— Так что случилось?
— Случилось то, что нашими станичными собраниями уже заинтересовался Румянцев. По его просьбе и звонил Петрович.
— Ну и что? Это же хорошо!
— По тому, как со мной говорил Петрович, ничего хорошего я не увидел, — сказал Приходько. — Спрашивал о докладе. Кто писал, в каких станицах прошли собрания? Я сказал, что писали сообща и что собрания уже прошли во всех станицах. Петрович потребовал текст — для Ивана Павловича Румянцева. Отослал нарочным еще вчера.
— Спросил бы у Петровича, зачем Румянцеву потребовался доклад?
— Зачем? Думаю, не для того, чтобы нас хвалить, а скорее всего наоборот.
— Ты в этом уверен?
— Не уверен, а вот на сердце что-то неспокойно, Петрович был не в духе. Сказал, чтобы ты позвонил сам Румянцеву, как только появишься в райкоме. Так что не мешкай и звони…
— Позвоню чуть позже. — Щедров сел за стол, неумело, пятерней пригладил отросший чуб, к которому еще никак не мог привыкнуть. — Садись, Анатолий, и расскажи, как у тебя в Вишняковской прошло собрание.
— Твое спокойствие меня удивляет.
— А чего волноваться?
— Звони Румянцеву.
— Ну так как собрание? — не отвечая Приходько, спросил Щедров. — Критика была?
— Критика? — Приходько невесело усмехнулся. — Не то слово. Таких горячих выступлений я никогда еще не слышал. Это были не те речи, к которым мы привыкли, а острый и весьма заинтересованный разговор о неполадках, ошибках и промахах. Очень умно и толково говорил старик Колыханов — и все о любви к земле. Больше всего меня порадовало то, что вишняковцы не удовлетворены своими успехами. Критиковали и райком, И знаешь за что? За Рогова, за то, что раньше его не распознали…
— Активность колхозников, их хозяйская заинтересованность — это как раз то, чего недоставало Усть-Калитвинскому, — сказал Щедров. — Вот об этом я и расскажу Румянцеву. Сейчас позвоню ему.
Читать дальше