Виктор Московкин - Золотые яблоки

— Повело, — усмехнулась Аня. — Уже уподобился, Сергей Матвеевич, в кровать просишься.

— Никогда! — возразил Серега. — В обществе я всегда трезвый. Я сейчас в коридор охладиться выйду.

Илья тоже вылез из-за стола и пошел за ним.

— На этой земле, старик, у меня остался памятник, — сказал Серега в коридоре, усаживаясь на корточки. — Иду по стройке, сюда посмотрю — есть моя работа, туда гляну — вот она, матушка! И дома у себя памятник. Видел моего арифметика? Женись, Илюха. Только на чернобровой, на Ольге женись. Расцветет она от твоей любви, большой души человеком станет…

Вышел из комнаты Генка и тоже пристроился на корточках рядом с Тепляковым. Посмотрел пристально на Илью, сказал:

— Ты поосторожнее на поворотах. Я ведь не ты, просто так Олю не уступлю.

— Генок, — сдержанно сказал Илья. — У тебя начинает портиться характер.

— Старею, — сказал Генка и ткнул пальцем в верхнюю губу, где у него начал пробиваться едва заметный пушок.

Серега обнял его и ласково сказал:

— Ты, Гена, еще котенок. Что увидишь, тем и играешь. Потому-то я тебя и люблю. А ты похитрее будь. Ходи по лесу — не хрястай, люби девушку — не хвастай.

Когда они вернулись в комнату, Перевезенцевы уже собирались уходить. Иван Чайка показывал белоголовым мальчуганам, как управлять игрушечным автомобилем. Оля стояла у кровати и смотрела на девочку, которая не проснулась, несмотря на шум.

Григорий Перевезенцев говорил Ане:

— Теперь вы все вместе, и с вами всегда будет счастье.

— Нам надо почаще встречаться, — сказал Тепляков. — Мы уважаем друг друга, а живем не всегда дружно. Я очень горд, ребята, что вы пришли ко мне. Мы — строители, и, может, нам в первую голову надо строить хороший мир.

В больнице им дали застиранные халаты и посоветовали долго не задерживаться — больному нужен покой, да и за халатами стояла очередь.

Василий лежал на втором этаже, в светлой палате, куда днем ненадолго заглядывало солнышко. Солнце было осеннее, уже холодное, но больные ему радовались, как посланцу добрых вестей. Больные подходили к окну и время от времени рассказывали, что делается на улице. Василий не вставал совсем.

Лицо его обтянулось, потемнело, глаза, казалось, стали больше и печальнее. Илья не сразу узнал в этом слабом человеке прежнего Василия.

— Вот так, ребята, — сказал он глухо. — Мне уже отсюда не выбраться.

— Что ты, Вася! К чему так думать, — сказал Илья, чувствуя в своем голосе неуверенность.

Генка был притихший, молчаливый. Он вынимал из сумки стаканчики с вареньем, яблоки, печенье и все это убирал в тумбочку,

— Женя позднее придет, — сказал он Василию. — Велела утром отнести. Некогда сейчас ей.

На лице Василия мелькнуло подобие улыбки.

— Представить себе не можете, — сказал он. — Сын у меня будет. Сын!.. Я еще на фронте был, мечтал: приеду, женюсь, и будет у меня сын. На рыбалку пойдем… Трудно вам понять, — с грустью закончил он.

— Вася, ты расписаться с ней должен. Неудобно как-то, — хмурясь, сказал Генка.

Василий долго молчал, прикрыв глаза ресницами. Большие исхудалые руки лежали поверх одеяла, больничная рубашка с завязками у ворота открывала тонкую шею и выпиравшие ключицы. Он был очень бледен, дышал прерывисто.

— Правильно, Генок, — после некоторого молчания сказал он слабым голосом. — Вот только как я… не согласится она сейчас.

— Ничего, ты еще поправишься, — опять сказал Илья. — Мы с Геной на свадьбе погуляем.

— Чертова каталажка! — ругнулся Василий. — Все тело словно свинцом налито. Есть желание вскочить, удрать отсюда — сил нет.

Побледневший, он откинулся на подушку, тяжело дышал, сжав в ярости зубы.

— Мы еще поскрипим, Генок. Выше голову, — почти бодро проговорил он. — Другим трудней приходилось. Помню, на фронте… Ну, что скисли? Расскажите, как у вас на стройке? Работает та девушка, что в клубе отшлепала вашего кладовщика?

— Как же, работает, — улыбнулся Генка и покраснел. — Контрольным мастером будет.

— Серега Тепляков новоселье справлял, — добавил Илья. — Жена с ребятишками приехала.

— Меня в комсомол приняли. Секретарь вызвал, говорит: «Давай, давно пора». Илья рекомендацию написал.

— Молодец, — одобрил Василий. — Надо, Гена, тебе ведь одному придется бедовать.

— Да брось ты, — рассердился Генка. — Заладил… Выздоровеешь, как миленький. Что ты, первый раз, что ли?