Виктор Московкин - Золотые яблоки

Удивительное дело: она без слов умела обуздать его.

— Я пошел работать и стал приглядываться ко всему, — сказал Илья. — Жизнь, оказывается, гораздо сложнее, чем до этого думал. Бывают и промахи, и ошибки. Я увидел первый раз Генку Забелина и тоже подумал: шпана. У него кепочка с крохотным козырьком, белый шелковый шарф… А Серега случайно задавил старушку. Но знали бы вы, что после этого было с ним! А Генка — парень такой, что ему завидую. Он гораздо чище, чем некоторые… Сердце у него золотое и мысли чистые. Он гадости никакой не скажет и не сделает. А от некоторых я слышал. Только они, когда надо, умеют прикрывать нутро приличными словами. Генка чище, чем многие из нас.

— Спасибо за такое мнение, — сказал артист.

Кобяков, наклонив голову, медленно ел. Зная, что говорят о нем, он старался держаться непринужденно.

— Боже мой! — опять воскликнула Елена Николаевна. — Серега! Генка! Чего уж оправдываться. Вот откуда в ее разговоре ужасные словечки.

— Не со стройки у нее все это, — упрямо твердил Илья. — А на стройке, конечно, разный народ. Бывает и дрянь.

— Илья, что ты сегодня взбеленился? — обиженно спросила Галя. — Спорит о чем-то, а о чем — сам не знает. Слышала я от Гоги Соловьева. А разве он не со стройки?

— Гога — временно пережидающий, — сказал Илья. — Никто Гогу строителем не считает, кроме, разве, него, — кивнул он на Кобякова. — Генка сказал о Гоге: «Получит трудовую книжку — и фю-и-и-ть». Ничего у него от стройки не останется. Такой же и он, — снова показал он на Кобякова. — Решительно ничего не останется.

— Илья, ты стал невыносим, — резко сказала Галя. Она сидела пунцовая от гнева, стыдилась поднять глаза.

— Ничего, Галина, — остановил ее Кобяков. — Пусть упражняется. Слух идет, что он в комсомольские вожаки метит. Правда, до этого он хватит шилом патоки и сбежит со строительства. Посмотрим, что от него останется. Куда денутся хорошие слова.

«Удивительная способность у человека, — подумал Илья, — повертывать все с ног на голову. В комсомольские вожаки метит. Неужели Галя не понимает его, ведь он весь на виду. Сложности в нем никакой нет».

— Думайте, как хотите, — сказал он. — Мне пока нравится, быть на стройке полезным — нравится. Может, вам этого не понять, словами я так не скажу.

— Да нет, понятно, — подал голос преподаватель.

— Не кажется ли вам, что мы много говорим о стройке, — сказал Кобяков. — Если одному интересно — это не значит, что все его должны слушать.

— Конечно, — поддержала Елена Николаевна. — Василий Дмитриевич, — обратилась она к преподавателю, — ваш вечер, а вы больше отмалчиваетесь.

— Ума набираюсь, — сказал преподаватель, подмигнув Илье. Затем стал рассказывать о проходивших недавно в институте приемных экзаменах.

— Очень милая, красивая девушка. Спрашиваю: «Каким стихом написан "Евгений Онегин"»? И что, вы думаете, она отвечает? «Белым». Снижен балл. По конкурсу, конечно, не прошла.

— Это жестоко, — сказала Елена Николаевна. — Ошибиться в стихах, которые никогда ей не понадобятся, и не попасть из-за этого в институт? Как ни говорите — жестоко… Вот отца-то нет поблизости, и плохо. Не смогла заставить сдавать экзамены. А прошла бы…

— Обязательно прошла бы, — подтвердил Василий Дмитриевич и теперь подмигнул Гале.

Когда муж поехал работать в район, Елене Николаевне казалось, что он не застрянет там надолго. Но вот уже три года он работал в Марьине, и переводить его не собирались. Время от времени Елена Николаевна ездила к нему, но никогда не уживалась больше недели. Она считала, что мужу не удалась жизнь, а следовательно, и ей, и с ужасом думала о том дне, когда ей с детьми все же придется ехать в район на постоянное жительство.

— Жестоко, — повторила она. — Сделать девушку глубоко несчастной из-за каких-то стихов.

— Ничего, пойдет работать на стройку. В котлован, — сказал артист и засмеялся.

Его попросили что-нибудь спеть. Он долго отнекивался, ссылаясь на простуженное горло, но, спустя немного, согласился. Глядя тусклыми глазами на застенчивую Галину подругу, пел сочным баритоном:

…Хочу к младой груди прижаться,

Хочу я жизнью наслаждаться…

Илью передернуло. Застенчивая рыжеволосая девушка вскользь посмотрела на него сияющими глазами и не поняла, отчего ему не понравилось пение Сергея Шевелева.

Елена Николаевна попросила Василия Дмитриевича помочь ей отодвинуть стол, чтобы он не мешал танцующим. Преподаватель и Илья осторожно понесли стол в следующую комнату.