Михаил Щукин - Жестокий спрос

— Ты вот чего, Григорий, плюнь на нее. Да нынче бабы вон штабелями лежат, любая голову сломит, за тебя побежит.

Григорий на эти слова не отозвался, сказал совсем о другом.

— Пойду, тятя, по деревне пройдусь.

— Пройдись, пройдись, оно понятно, дело-то тако…

Григорий вышел на улицу, долго стоял напротив дома Корнешовых, расставив ноги и покачиваясь с носков на пятки. И опять думал, наливаясь неиспытанной раньше злобой, о том, что Зинаида — чужая жена. А ведь он мечтал назвать ее своей.

Не знал Григорий, что Зинаида в эту минуту подглядывала за ним, чуть отодвинув занавеску. Прислонившись к косяку, вытирала слезы и долго еще провожала его взглядом, пока он шел по переулку, пока не скрылся за высоким заплотом.

Но далеко Григорий не ушел. Сразу зазвали в гости. Фронтовика — в передний угол, пошла гулянка в гору. Домой он вернулся пьяным.

— Это они, значит, меня похоронили! — распаляя самого себя, выкрикивал Григорий. — Раньше время похоронили! А водку он вчера притащил, откупаться, что ли?!

— Да бог с тобой, Григорий. Что теперь?! — пытался успокоить его отец.

— Со мной никого нет, ни бога, ни черта! Я вам похороню! Я вас самих похороню! Отсиделись тут в тылу, крысы! Я вам наведу дисциплину!

Григорий, нетвердо ступая, двинулся в кладовку.

В кладовке хранилось ружье. Мать истошно закричала, отец хотел было задержать его, но Григорий сильной рукой отодвинул старика в сторону.

Покачиваясь, он подошел к дому Корнешовых, остановился и вскинул ружье.

— Выходи, начальничек! Потолковать надо! Выходи, кому говорю!

В доме звякнула защелка. Больше ни звука.

— Григорий! — пытался вразумить отец, стоя неподалеку.

— Трусишь, заячья твоя душа! На, лови!

Грохнул выстрел. Крупная дробь высекла из дверей щепки.

Старый Анисим плечом к плечу лежал с Семеном под толстым, крепким порогом и бормотал:

— Гришка, поганец, брось баловать, все равно не возьмешь, калибра слабая.

Стрелять еще раз Григорию не дали. Набежали мужики, отобрали ружье. Он рвал пуговицы на звенящей медалями гимнастерке и, задыхаясь, кричал:

— Я там кровью умывался, а он тут… Сволочи, всех из автомата покрррошу… полным диском!

Мужики потихоньку оттащили его, уговорили, успокоили и отправили спать на тот же сеновал. Григорий больше не ерепенился. Лег и с головой накрылся тулупом. Долго ворочался, а сон все не подступал.

Короткая летняя ночь полностью накрыла Касьяновку, затихли вечерние звуки, лежала спокойная, мягкая тишина. И в ней Григорий привычно настороженным слухом сразу различил чьи-то осторожные шаги. Они приблизились к сеновалу, замерли. Григорий скинул с себя тулуп, прислушался. Но около сеновала больше ни шагов, ни звуков не раздавалось. Тогда он открыл легкую, дощатую дверь и выглянул. В неплотных сумерках разглядел худенькую фигурку Зинаиды.

— Зина?!

Она резко выпрямилась, подняла голову вверх, и даже в потемках увидел он, как сверкнули ее неистово черные глаза.

— Прощаться пришла, Григорий.

— Погоди.

Он махом слетел с сеновала, кинулся к ней и остановился, опустив руки.

Зинаида молча смотрела на него, теребила пальцами уголок большой, теплой шали, накинутой на плечи совсем не по летнему времени. И была она прежней, такой, какую он всегда помнил и видел, закрывая глаза. Протянул руку, чтобы положить ей на плечо, но Зинаида дернулась, испуганно отскочила.

— Не надо, Гриша.

— Как же так получилось, Зина?

— Получилось, Гриша, стоптала я нашу любовь…

— Подожди, ты уходи от Семки, уедем куда-нибудь.

Зинаида покачала головой, усмехнулась.

— В обратную сторону, Гриша, только раки пятятся. Зла на меня не держи, если можешь. И с Семеном не связывайся, я его узнала, он любого перехитрит. Не связывайся с ним, он все может сделать.

Она повернулась и побежала. У открытой калитки остановилась, еще раз оглянулась.

— Прощай, Гриша, прости меня!

— Погоди, погоди, Зинаида!

Но ее и след простыл. Тишина стояла в переулке. Короткая летняя ночь, недолго помаячив темнотой, светлела.

Стрельба по корнешовской избе даром не прошла. Через несколько дней из райцентра приехал милиционер.

— Давай собирайся, — хмуро сказал он Григорию, отводя взгляд от его груди, увешанной медалями. — В район велено доставить.

— Да что ты, родимый! — взмолился старик Невзоров. — Он же дома-то побыть не успел! Да мы бы тут по-суседски разобрались.

— Ничего не знаю, мое дело маленькое — приказано.

Григорий спорить не стал. Собрался, поехал. По дороге они с хмурым милиционером разговорились, и оказалось, что воевали на одном и том же фронте. Слово за слово, Григорий выложил всю историю. Милиционер посопел, что-то про себя соображая, потом сказал: