Владимир Пшеничников - Выздоровление

Николай лежал, выпростав руку из-под одеяла.

— Там видно будет, — ответил принужденно. — Может, трактор колесный дадут.

— Какой уж тебе — ох-хо-ха! — трактор. Ладно, видать… Ты этой больницей, наверное, до костей провонял.

Катерина завозилась, поворачиваясь на правый бок, и увлекла за собой одеяло.

— Потяни одеялку-то, — попросила.

В раскрытое окно вскоре потек прохладный воздух, чуть посвежевший, но все еще пахнущий зноем. Николай положил раскрытую ладонь на пол, неслышно провел ею, словно проплыл, и вздохнул. Опять, подумал, начнет мерещиться по ночам курево, хотя и забыл он уже вкус папироски. Да что курево! Катеринино незагорелое плечо в сумраке казалось белее пододеяльника…

Поженил их, считается, Пашка Микешин, с которым Николай и в школе, и в училище механизации учился, но близко сошелся только после армии. Вместе в клуб ходили, с месяц форсили в армейском, но Пашка первым переоделся в штатское и первым через полгода женился. А у Николая тогда умерла тетка Матрена, к которой он перешел жить еще школьником. Наследство состояло из денег, сберегаемых от продажи отцовского дома, и кое-какой живности: поросенка, двух десятков кур и кота Васьки, который вскоре, не выдержав испытания холодом и голодом, или сбежал, или сдох где-нибудь под полом, разучившись при тетке и мышей ловить. Шефство над Николаем взяли Пашка и его молодая жена Татьяна.

Богдановского колхоза «Маяк» не стало, когда они еще в армии маршировали. Председателя и кое-кого из специалистов перевели в другие хозяйства, а управляющим отделением совхоза, которым стала Богдановка, назначили бывшего бригадира Подтелкова. Николая вся эта возня как-то мало интересовала, а Пашка радовался:

— Норма-ально, — говорил он, потирая руки, — совхоз теперь и у нас строить начнет, от стариков хоть с Татьяной улыгнем!

А попутно он и Николаевы дела обдумывал.

— Ты же сам себе хозяин, с домом-то. Надо только жену путевую. Федька Бабенышев до сорока может холостяжничать, потому что с мамой живет, а тебе нельзя.

— Пашк, — усмехался Николай, — ты это сам все, или Татьяна тебя тренирует?

— Да при чем тут! О тебе ж забота…

И в уборочную увидели они в открывшейся на отделении столовой повариху, приезжавшую с центрального отделения. Звали повариху Катя Сопелькина. Женихов у нее вроде и без Николая хватало, но Пашка успокоил:

— Ерунда, я с ее братом Васькой на шофера учился, а он ее в Богдановку на вахтовой привозит, — все как надо обделаем!

— А если она мне не нужна? — раззадоривая Пашку, спрашивал Николай (повариха-то ему сразу понравилась, чего там).

— А я тебя на нее не затаскиваю! Она может и сама наплевать на тебя. Но ты смотри: повариха с дипломом — раз. Фигура как… ну, сам видал — два!..

Но сама женитьба на счете «три» не сладилась. Только осенью, на крестинах у Микешиных, когда «обмывали» двойняшек Верку и Варьку, Николай оказался за столом рядом с Катериной. Выпила она тогда с наперсток, но раскраснелась, разыгралась так, что на них стали взглядывать с ухмылками, а Пашка подмигивал обоими глазами. Но Николаю все как-то неловко было за столом, а когда он рискнул наконец чем-нибудь услужить веселой соседке, кто-то громко крикнул: «Ай, да сынок Колюшка!» Катерина расхохоталась, а Николай тут же поднялся и ушел домой.

Отчетливо вспомнилась ему ветеринарша Валя, доармейская его «любовь». Вспомнились сразу и ласки ее, жаркий шепот — «ах, какая ты прелесть!» — и резкий, с хрипотцой смех, которым встречала она деревенские пересуды и прямые укоры, чтобы, мол, не морочила голову парню. Заходясь тем смехом, она, действительно, про Николая не помнила, отстаивала себя, свою гордость и независимость… А эта? «Да все они одинаковые, — думал Николай, — только чтоб им было хорошо…» Дома он подсел покурить к печке, и уже гасла в нем обида, когда в дверях вдруг появилась Катерина.

— Обиделся, что ли? — спросила с порога.

— На кого?

— А че ж тогда убежал…

— Надоело все.

— И я?

— А ты-то при чем? — искренне удивился Николай, не знавший, о чем убедительно и горячо говорил Катерине Пашка Микешин.

Любой на ее месте понял бы это как прямую обиду, но Катерина, вместо того, чтобы уйти, прошла к столу, потрогала изрезанную ножом клеенку.

«Ну, давай, пожалей сироту», — подумал Николай и закинул ногу на́ ногу.

— Ты знаешь, что я была замужем? — спросила она вдруг.

— Ну, и что? — покривил губы Николай.