Владимир Пшеничников - Выздоровление

От колонки Николай разглядывал свой дом, искал перемены. Пыльная сирень и клены с сухими верхушками загораживали окна, но по крайнему было видно, что Катерина перекрасила рамы белилами. Что-то там, за этими перекрашенными окнами делалось сейчас…

— Слышь, сосед, — уже перед самым палисадником буркнул Урюпин, — а твоей дома нету, наверное.

— Почему? — Николай приостановился.

— Да она этим… «дикой» бригаде обеды варит.

«Да ты что?!» — чуть не выпалил Николай и схватился свободной рукой за штакетину.

— Ну, пока, — обронил Урюпин.

Николай только кивнул ему, отрывая руку от изгороди. «Обеды варит…»

На сенной двери висел замок, Николай тронул его недоверчиво и огляделся. Двор показался чужим, неприбранным. Клочки соломы валялись повсюду, возле хлева высилась куча пересохшего навоза. Николай ударил ладонью по измятым пыльным штанинам, по плечам, подогнув колени, заглянул под кирпичик у крыльца. Ключ оказался на месте. «Какой обед, когда скоро ужин», — подумал он и сам понял, что глупо: ведь и ужин надо варить…

Окно на кухне по летнему времени было наглухо залеплено куском обоев, и пришлось задержаться на пороге, чтобы привыкли глаза. Николай повесил на крюк пиджак и авоську, присел на топчан, чтобы снять ботинки. В холодильнике «Апшерон» громко завывала вьюга, и слышен был торопливый ход часов с двигающимися кошачьими глазами.

Николай заглянул в горницу, в такой же полумрак, и в глаза ему неприятно, вызывающе даже бросилась постель на полу с двумя подушками в изголовье. Летом они вообще-то всегда на полу спали, отворяя по ночам окна… Николай вдруг вспомнил, как несколько ночей подряд ему снилась в больнице нераспечатанная пачка «Севера». Лежала она себе на шифоньере… Николай поднял руку и, точно, нащупал ее, обросшую пыльным пушком, подержал в руках и отбросил поглубже.

Теперь он заглянул за шифоньер, в их «спальню». Кровать была оголена, только в головах лежала свернутая старая телогрейка, да облегала сетку тонкая детская пеленочка. Возле самодельной, еще отцовой тумбочки громоздилось белье, приготовленное или собираемое изо дня в день для стирки. Николай сначала присел на койку, а потом и лег, с облегчением вытянувшись во всю длину. Сетка под ним почти не прогибалась. В голове еще шумело от городской канители и езды в автобусе, и тело сразу как-то расплылось, обмякло в покое…

Николаю показалось, что он тут же проснулся и услышал громкий шепот Катерины и шлепанье босых Витькиных ног по полу.

— Папка спит? — совсем рядом спросил Витька.

— А ты зайди, разбуди его, — подсказала Катерина. — «Здо-ррово!» скажи. Как ты теперь «ррэ» выговариваешь, ну…

Николай, не сдержавшись, хмыкнул и заскрипел сеткой кровати.

— Это кто меня будить собрался? — громко спросил.

— А мы думаем, кто это наш дом отомкнул… Заходи, сынок, — Катерина включила свет в закутке и подтолкнула вперед Витьку.

Николай сел, свесив ноги.

— Здррасьте! — сказал Витька, притыкаясь к отцовым коленям.

— Ух ты! Ворона, наверно, научила?

— Сами научились, скажи…

Николай быстро взглянул на жену и подхватил сына на колени.

— Принеси-ка нам, мать, коробку.

Катерина послушно вышла, а Николай, вспомнив Тимкино известие, уже не знал, что говорить сыну.

— Ух ты, карапет! Ды-ды-ды-ды, — забормотал он, тыкая Витьке в бок «козу».

Сынишка, слабо улыбнувшись, соскользнул с колен.

— Че ж нам папка из города привез? — игриво спросила Катерина, внося помятую, загрязнившуюся коробку. — Ух, какой пистолетик! Ну-ка застрели нас!

Витька взял игрушку и, прижав к маечке, стал смотреть на нее.

— Ну-ка щелкни, — невольно подавая в тон жене, сказал Николай, но сбился, и в носу у него защипало.

Витька щелкнул пистолетиком.

— А этого волка куда прилепим? — спросила Катерина.

— На костюмчик, — взглянув на значок, серьезно сказал Витька.

— Ну, беги, кур тогда постреляй, — подтолкнув его, предложила Катерина. — А туфли мне?

«Я с базара, что ли, приехал?» — подумал Николай.

— Легкие. Малы небось.

— Тридцать восьмой.

Жена вытащила обувку из коробки, развязала шнурки и прицелилась мерить.

— Погоди, — остановил ее Николай.

— Почему?

— Да нога-то…

— А-а, все равно для работы.

Катерина сунула в белое нутро полуботинка серую от пыли ступню, притопнула.

— Слава богу, хороши.

Николай качнулся на койке.

— Ну, и как ты, чего? Совсем приехал? — отложив обнову, спросила жена.