Константин Лагунов - Так было

Среди собравшихся в доме Сазоновых была и Вера. Она с болезненным напряжением вглядывалась в лицо Петра, скользила взглядом по его фигуре, изуродованным рукам и больше не видела ничего. Не видела и не слышала: всю до краев ее наполнила острая жалость.

Через несколько дней после приезда Петра Вера придумала заделье и забежала к Сазоновым. Тогда-то она впервые и разговорилась с Петром.

— Больше всего я любил покос, — не выпуская изо рта горящей папиросы, говорил Петр. — Отец поднимет, бывало, чуть свет. Роса — хоть купайся, и такая свежесть кругом. Трава тогда мягкая. Прокосы широченные. И никакой усталости.

— А я люблю грести сено, — сказала Вера.

— Не-ет. Грести — это не то. А когда косишь… это же… Это же, ты понимаешь, сила твоя поет. Ты каждую жилочку чуешь. Идешь, и ровно бы под ногами у тебя вся земля покачивается… Теперь уж мне не покосить. Разве только во сне.

— Зачем думать об этом? Ведь жизнь…

— Не надо, — резко перебил Петр. — Не утешай. Не люблю, когда меня баюкают. Я уже все слышал. И о Корчагине, и о многом другом. Только мои утешители имели и руки, и ноги. Сытый голодного не разумеет.

— Неправда, — горячо запротестовала Вера.

— Что неправда?

— Все неправда. И зачем об этом спорить. Хочешь, я тебе лучше газету почитаю…

С тех пор она еще не раз навещала Петра. В разговорах с ней он стал менее раздражителен, охотно откликался на шутку.

Но однажды он встретил ее враждебно и, не дав опомниться, грубо сказал:

— Больше сюда не ходи. Не хочу я. И не спрашивай ни о чем, а то такое наговорю. Уходи…

Она ушла.

Бывает — жизнь измеряется часами и даже минутами. И этот крохотный отрезок времени — всего шестьдесят ударов сердца — порой решает судьбу человека.

Наступила такая минута и для Веры. Она ничего не обсуждала с Дуняшкой, даже с самой собой. Это пришло внезапно и непререкаемо, как сама жизнь: «Так надо».

Вера не помнила, как оделась, как повязала косынку, как шла пустой улицей к дому Сазоновых, как отворяла скрипучую калитку.

Петр был во дворе. Он сидел на скамье под тополем, упершись руками в невысокий, вкопанный в землю стол. И стол, и скамью эту соорудил Трофим Максимович, чтобы сыну можно было и поесть, и почитать на воздухе.

Петр поднял голову на скрип калитки, оттолкнулся спиной от тополя и замер, не спуская глаз с Веры. Она подошла к столу, остановилась, сказала тихо и просто, как говорят близкому, с которым расстались только вчера:

— Здравствуй, Петя. Я к тебе пришла… Насовсем… Если не прогонишь…

У Петра полуоткрылся рот. Видно, в душе у него творилось такое… Он помотал головой, будто отгоняя дурное видение…

— Ты… ты это… как понять?

Она присела рядом с ним на скамью, заглянула в глаза.

— Так и понимай, как есть, Петя. Петенька. А может, не люба я тебе, может, другую приметил, тогда так и скажи…

— Постой, Вера, — он с силой провел ладонью по лицу, — ты… я…

— Да, да. Ты и я. И больше нам никого не надо. Никого.

Петр вдруг отодвинулся от нее. Кинул на стол изуродованные шрамами руки. Зло, с придыханием спросил:

— А это видела?

— Видела, — ответила она и крепко прикрыла своими ладонями его танцующие кулаки.

— А это? А это! — выкрикивал Петр, шевеля обрубками ног.

— И это видела. Не надо, Петя. Не мучай себя и меня не обижай. Я ведь не девочка. Все понимаю. Если не по душе тебе — скажи прямо. А я тебя… Хороший ты… мой…

— Вера… Верочка…

Вера прижала к груди трясущуюся голову Петра.

…Свадьбу Петра и Веры гуляли в колхозном клубе. Гуляли шумно и весело всей деревней. На свадьбе был Рыбаков. Приехали фронтовые друзья Петра.

Комсомольская агитбригада уже целый месяц колесила по деревням района. Сегодня она выступала в клубе Рачевской МТС. После концерта, как всегда, начались танцы.

Едва баянист заиграл вальс, как к Зое подошел молодой, бравый артиллерийский капитан с черной щеточкой усов над белозубым ртом и с поклоном пригласил ее танцевать. Потом артиллерист уже не отходил от девушки. Видимо, капитан был неглупым парнем. Зоя охотно слушала его болтовню, весело смеялась над его шутками.

Степан все время наблюдал за ними. То он вдруг замечал, что они кружатся в дальнем и темном углу, а то ему сослепу казалось, будто золотоволосая Зоина голова покоится на капитановом плече.

Степан раз десять выбегал из клуба покурить. Наконец он не выдержал и направился было к танцующей Зое, да тут на его пути встала знакомая девушка — лучшая трактористка Рачевской МТС.