Владимир Солоухин - Поэзия

Я смотрел, не сразу засыпая,
Как в щели шевелится звезда,
Как луна сквозь дырочки сарая
Голубые тянет провода.

В этот час, обычно над рекою,
Соловьев в окрестностях глуша,
Рассыпалась музыкой лихою
Чья-то беспокойная душа.

"Эх, девчонка, ясная зориночка,
Выходи навстречу – полюблю!
Ухажер, кленовая дубиночка,
Не ходи к девчонке – погублю!"

И почти до самого рассвета,
Сил избыток, буйство и огонь,
Над округой царствовала эта
Чуть хмельная, грозная гармонь.

Но однажды где-то в отдаленье,
Там, где спит подлунная трава,
Тихое, неслыханное пенье
Зазвучало, робкое сперва,

А потом торжественней и выше
К небу, к звездам, к сердцу полилось…
В жизни мне немало скрипок слышать,
И великих скрипок, довелось.

Но уже не слышал я такую,
Словно то из лунности самой
Музыка возникла и, ликуя,
Поплыла над тихою землей,

Словно тихой песней зазвучали
Белые вишневые сады…
И от этой дерзости вначале
Замолчали грозные лады.

Ну а после, только ляжет вечер,
Сил избыток, буйство и огонь,
К новой песне двигалась навстречу
Чуть хмельная грозная гармонь.

И, боясь приблизиться, должно быть,
Все вокруг ходила на басах,
И сливались, радостные, оба
В поединок эти голоса.

Ночи шли июльские, погожие,
А в гармони, сбившейся с пути,
Появилось что-то непохожее,
Трепетное, робкое почти.

Тем сильнее скрипка ликовала
И звала, тревожа и маня.
Было в песнях грустного немало,
Много было власти и огня.

А потом замолкли эти звуки,
Замолчали спорщики мои,
И тогда ударили в округе
С новой силой диво-соловьи.

Ночь звездою синею мигала,
Петухи горланили вдали.
Разве мог я видеть с сеновала,
Как межой влюбленные прошли,

Как, храня от утреннего холода,-
Знать, душа-то вправду горяча —
Кутал парень девушку из города
В свой пиджак с горячего плеча.

Много ли в жизни нужно
В раннюю пору эту?
Бегали стайкой дружной
По зеленому лету.

Но к осени ясно стало —
К осени выросли перья:
Два петуха в стае,
И вместе нельзя теперь им.

И раньше или позднее
Быть великому спору:
Который из них сильнее,
Кому вожаком быть впору.

А кому под топор на плахе,
Такова уж петушья участь.
Мой дед в домотканой рубахе
Даже рукав не засучит.

Вот уж и снег спускается —
Быть кровавому спору.
Словно клинки, сшибаются
Злые кривые шпоры.

Хлещут петушьи крылья
Хлеще ременной плетки.
Даже про корм забыли
Хорошенькие молодки.

И наблюдали куры,
Сбившись от стужи в груду,
Как за село понуро
Шел он, весь красногрудый.

Он жил у меня в сарае,
Куда я ходил за сеном.
Про это один я знаю,
Я да гнилые стены.

Я сыпал овес на току ему,
А ночью он тоже спал.
Но если птицы тоскуют,
Всю зиму он тосковал.

Он стал и сильней и строже
И пережил зиму ту,
А весной ему стало тоже,
Тоже невмоготу.

Вышел, качая гребнем,
Красным, словно кирпич,
И раздался по всей деревне
Боевой петушиный клич!

Вздрогнул вожак и даже
Не принял повторный бой.
А мой среди кур похаживал,
Покачивая головой.

С шинели спороты петлички,
Других не взять у старшины,
И все солдатские привычки
Как будто вовсе не нужны.

Все реже думаю меж делом,
Что кто-то новенький в строю
Берет навскидку неумело
Винтовку звонкую мою.

Что он, не знающий сноровки,
Влюбленный в "вечное перо",
Клянет неправильность винтовки,
Бросавшей в зависть снайперов.

И для него одно и то же:
Сержант иль кто-нибудь другой
Хранил в подсумке желтой кожи
В обоймы собранный огонь.

Но мне бы все же знать хотелось,
Что, не отставши от других,
Он будет быстро и умело
Дырявить черные круги.