Адольфо Касарес: Дело жизни

В Некочеа солнце и море быстро взяли меня в оборот: я имею в виду, что когда вы жаритесь по семь часов на пляже и четыре раза в день поглощаете пищу с прожорливостью кабана, то, вернувшись в полумрак гостиницы, вы хотите одного – спать; но человек привыкает ко всему, и когда закончился период акклиматизации, я вновь стал задумываться о появлениях Эладио, о важности скорейшего их подтверждения и так далее. Я не сократил каникулы, но отдыхалось мне как-то неспокойно.

В два часа дня, в Барранкасе, в первый же день моего возвращения в Буэнос-Айрес, я наткнулся на Диего. Он нес фибровый чемодан.

– Извини! Тороплюсь как сумасшедший! – бросил он мне.

– Куда? – спросил я.

– На Авениду Вертис 10, сесть на что-нибудь, что довезет до центра.

– Пошли в бар «Ляо-Ляо», выпьем чего-нибудь, а то я умираю от жажды. А потом и я прокачусь с тобой до центра.

Мне почудилось это или лицо его действительно омрачила тень нетерпения? Почему Диего хотел сбежать от меня? Такие вопросы одолевали меня, пока мы устраивались за столиком в баре.

– Мне надо сесть в ЭТОТ автобус! – воскликнул он, сделав почему-то ударение на слове «этот», и нетерпеливо указал на проходящий за окном автобус. – Я… я тороплюсь как сумасшедший.

– Как сумасшедший? А можно узнать причину сумасшествия?

– Так… Некоторые затруднения.

– Пусть автобус затрудняется. Может, поговорим о чем-либо другом?

Он ответил мне вымученной улыбкой.

– Поговорим об Эладио, – предложил я.

Взгляд его опять затуманился. Диего не умел ничего скрывать. Я подумал: «Бедный мальчик!» Еще я подумал: «Пахнет псиной», а сам продолжал расспрашивать:

– Он что, опять являлся?

– Он говорил со мной. Много раз. Всякий раз, как я оказываюсь в гостиной.

– Почему именно в гостиной?

– Потому что он там.

– Он там прячется?

– В установке. В том аппарате с двумя никелевыми колонками, высотой сантиметров двадцать.

– Как у Маркони, – пробормотал я.

– Так ты знал?

Я пожал плечами, давая ему понять, что это неважно, и жестом попросил его продолжать.

– Я ходил туда каждую ночь, когда все в доме засыпали, – сказал он. – Эладио звал меня. Каким-то таинственным образом, – передача мыслей на расстоянии или что там, – он меня вызывал. Мне очень хотелось убежать, и все-таки я шел на зов. Потом я проникся к нему доверием. Ты не поверишь: я стал ценить эти короткие минуты общения с ним. Я чувствовал какое-то единение с братом.

– Если я правильно помню, Эладио хотел объяснить тебе нечто важное. Объяснил?

– Да. Конечно, это несколько не по моей части. Если бы дело касалось фотографии…

– К сожалению, бывают и другие увлечения.

– Это связано с радио. Эладио сказал мне, что совершенствовал свои установки годами. Он хотел научиться транслировать через них… душу, как передают звук и изображение – через антенну. Он ставил опыты на морских свинках; все они умирали. Наверно, душа – это нечто особенное, отличное от звука и изображения. Понимаешь, он сказал мне, что можно сделать несколько копий изображения или записать звук на диск, но когда душу собаки или кошки ты «записываешь» на установку, животное умирает. Это меня потрясло: душа умирает в кошке или собаке, но продолжает жить в какой-то железке. Для несчастного животного, как он мне объяснил, эта новая жизнь совершенно бесполезна, для него это как полная слепота и глухота, но человек-то может думать! Его душа, заключенная в установку, не страдает от изоляции, потому что существует передача мыслей. С Эладио можно беседовать, не раскрывая рта. Кроме того, он оказывал благотворное влияние на обстановку в доме: если Кристина с Миленой затевали ссору поблизости от его аппарата, Эладио успокаивал их, а они при этом даже не подозревали о его вмешательстве. Кажется, он влиял на мысли всех, кто бывал в доме. Диего встал.

– Продолжай, – сказал я.

– Я должен идти, – возразил он, – а то опоздаю, и случится что-то ужасное. Не проси меня рассказывать дальше. Остальное очень уж неприглядно.

– Сядь и расскажи, – велел я.

Он стал нервно озираться: то посмотрит на меня с удивлением, то в сторону – со страхом. Снова плюхнувшись на стул, Диего спросил:

– Ты ведь знаешь, что они с Миленой не очень-то ладили?

– Кто этого не знает!

– Ну, тогда моя задача упрощается. Есть вещи, о которых не принято говорить, – вздохнул он. – Первоначальный план Эладио состоял в том, чтобы написать монографию о своем открытии. Он считал свое открытие великим и хотел, чтобы человечество узнало об этом. – Диего понизил голос. – Но он сказал, что Милена так его допекла, что он больше не смог терпеть и после очередного скандала «записал» свою собственную душу на установку.