Иван Тургенев - Степной король Лир

Я обомлел; я отроду не бывал свидетелем такого безмерного гнева. Не человек, дикий зверь метался предо мною! Я обомлел... а Сувенир, тот от страха под стол забился.

- Не будет! - закричал Харлов в последний раз и, чуть не сбив с ног входивших кастеляншу и дворецкого, бросился вон из дому... Кубарем прокатился он до двору и исчез за воротами.

XXV

Матушка страшно рассердилась, когда дворецкий пришел с смущенным видом доложить о новой и неожиданной отлучке Мартына Петровича. Он не осмелился утаить причину этой отлучки; я принужден был подтвердить его слова.

- Так это все ты! - закричала матушка на Сувенира, который забежал было зайцем вперед и даже к ручке подошел, - твой пакостный язык всему виною!

- Помилуйте, я чичас, чичас... - залепетал, заикаясь и закидывая локти за спину, Сувенир.

- Чичас... чичас... Знаю я твое чичас! - повторила матушка с укоризной и выслала его вон. Потом она позвонила, велела позвать Квицинского и отдала ему приказ: немедленно отправиться с экипажем в Еськово во что бы то ни стало отыскать Мартына Петровича и привезти его. - Без него не являйтесь! заключила она. Сумрачный поляк молча наклонил голову и вышел.

Я вернулся к себе в комнату, снова подсел к окну и, помнится, долго размышлял о том, что у меня на глазах совершилось. Я недоумевал; я никак не мог понять, почему Харлов, почти без ропота переносивший оскорбления, нанесенные ему домашними, не мог совладать с собою и не перенес насмешек и шпилек такого ничтожного существа, каков был Сувенир. Я не знал еще тогда, какая нестерпимая горечь может иной раз заключаться в пустом упреке, даже когда он исходит из презренных уст... Ненавистное имя Слеткина, произнесенное Сувениром, упало искрою в порох; наболевшее место не выдержало этого последнего укола.

Прошло около часа. Коляска наша въехала на двор; но в ней сидел наш управляющий один. А матушка ему сказала: "Без него не являйтесь!" Квицинский торопливо выскочил из экипажа и взбежал на крыльцо. Лицо его являло вид расстроенный, что с ним почти никогда не бывало. Я тотчас спустился вниз и по его пятам пошел в гостиную.

- Ну? привезли его? - спросила матушка,

- Не привез, - отвечал Квицивский, - и не мог привезти.

- Это почему? Вы его видели?

- Видел.

- С ним что случилось? Удар?

- Никак нет; ничего не случилось.

- Почему же вы не привезли его?

- А он дом свой разоряет.

- Как?

- Стоит на крыше нового флигеля - и разоряет ее. Тесин, полагать надо, с сорок или больше уже слетело; решетин тоже штук пять. ("Крова у них не будет!" - вспомнились мне слова Харлова.)

Матушка уставилась на Квицинского.

- Один... на крыше стоит и крышу разоряет?

- Точно так-с. Ходит по настилке чердака и направо да налево ломает. Сила у него, вы изволите знать, сверхчеловеческая! Ну и крыша, надо правду сказать, лядащая; выведена вразбежку, шалевками забрана, гвозди - однотес {Крыша выводится "вразбивку" или "вразбежку", когда между каждыми двумя тесинами оставляется пустое пространство, закрываемое сверху другой тесиной; такая крыша дешевле, но менее прочна. Шалевкой называется самая тонкая доска, в 1/2 вершка; обыкновенная тесина - в 3/4 вершка.}.

Матушка посмотрела на меня, как бы желая удостовериться, не ослышалась ли она как-нибудь.

- Шалевками вразбежку, - повторила она, явно не понимая значения ни одного из этих слов...

- Ну, так что ж вы? - проговорила она наконец.

- Приехал за инструкциями. Без людей ничего не поделаешь. Тамошние крестьяне все со страха попрятались.

- А дочери-то его - что же?

- И дочери - ничего. Бегают, зря... голосят... Что толку?

- И Слеткнн там?

- Там тоже. Пуще всех вопит, но поделать ничего не может.

- И Мартын Петрович на крыше стоит?

- На крыше... то есть на чердаке - и крышу разоряет.

- Да, да, - проговорила матушка, - шалевками...

Казус, очевидно, предстоял необыкновенный.

Что было предпринять? Послать в город за исправником, собрать крестьян? Матушка совсем потерялась.

Приехавший к обеду Житков тоже потерялся. Правда, он упомянул опять о воинской команде, а впрочем, никакого совета не преподал и только глядел подчиненно и преданно. Квицинский, видя, что никаких инструкций ему не добиться, доложил - со свойственной ему презрительной почтительностью - моей матушке, что если она разрешит ему взять несколько конюхов, садовников и других дворовых, то он попытается...

- Да, да, - перебила его матушка, - попытайтесь, любезный Викентий Осипыч! Только поскорее, пожалуйста, а я все беру на свою ответственность!