Юрий Тынянов - Пушкин и его современники

Щедрая матерь - дала верного друга - мечту,

Пламенный ум и не сердце холодной толпы!

Он всесилен

В мире своем; он творец! Что ему низких рабов

Мелких, ничтожных судей, один на другого

похожих,

Что ему их приговор? Счастлив, о милый певец,

Даже бессильною завистью злобы - высокий

любимец,

Избранник мощных судеб! огненной мыслию он

В светлое небо летит, всевидящим взором читает

И на челе и в очах тихую тайну души.

...Так, - от дыханья толпы все небесное вянет...

Здесь очень характерен самый поэтический словарь; слова: "толпа", "рабы", вовсе не имеющие прямого значения; эти выражения, а также и стиховая формула: * "холодная толпа", таким образом, в этом особом, не буквальном смысле были близки уже в ранние годы Пушкину.

* "Сердце холодной толпы" - ср. у Пушкина: "Смех толпы холодной" ("Поэту").

Последующее развитие этой темы у Кюхельбекера, вызванное эпохой, столкновение высокого поэта со светской чернью, и здесь он находит новую связь для союза "высоких поэтов". Таково его стихотворение "К Евгению", обращенное к Баратынскому и относящееся к началу 20-х годов:

"Все в жизни суета, и наш удел - терпенье!"

Впросонках говорит жиреющий Зенон.

И дураку толпа приносит удивленье,

Для черни прорицатель он!

А я пою тебя, страдалец возвышенный,

Постигнутый судьбы железною рукой,

Добыча злых глупцов и зависти презренной,

Но вечно пламенный душой!..

Ср. также стихотворение "Поэты":

И что ж? пусть презрит нас толпа:

Она безумна и слепа.

Такова же "толпа" в послании к А. П. Ермолову от 1821 г., когда для Кюхельбекера вырисовывается уже не только "союз поэтов", но и

...союз прекрасный

Прямых героев и певцов,

а задачи поэзии - под влиянием Грибоедова - он видит уже не только в "возвышении над землею":

Но кто же славу раздает,

Как не любимцы Аполлона?

В поэтов верует народ.

Мгновенный обладатель трона

Царь не поставлен выше их.

В потомстве Нерона клеймит бесстрашный стих.

.................................

Да смолкнет же передо мною

Толпа завистливых глупцов,

Когда я своему герою

Врагу трепещущих льстецов

Свою настрою смело лиру

И расскажу о нем внимающему миру.

Анализ языка пушкинской "Черни" доказывает родство именно с этим строем мыслей и словоупотребления. У него не просто "народ", а "народ непосвященный" - прямой перевод выражения "profani" из эпиграфа Горациева стиха - и "народ бессмысленный". 49 Характеристика этого "народа" "хладный и надменный" - подчеркивает социальный смысл словоупотребления.

Вместе с тем конкретная направленность пьесы - против современной Пушкину официальной журнальной критики: таковы нападки на требования прямой дидактики, исходившие главным образом от Булгарина; заявление "не для корысти" было подготовлено шумной полемикой о материальной стороне издания "Бахчисарайского фонтана" и т. д.

Таким образом, "Чернь" правильнее всего считать полемически направленной не только против "светской черни", но и против официозной журналистики последекабрьского периода.

"Чернь", когда Кюхельбекер знакомится с этим стихотворением в крепости по двум томам издания 1829 г., вызывает его решительный восторг: "Если уж назначить какой-нибудь отдельной его пиесе первое место между соперницами (что, впрочем, щекотливо и бесполезно), - я бы назвал "Чернь"; по крайней мере это стихотворение мне в нынешнем расположении духа как-то ближе, родственнее всех прочих" (письмо племяннику Н. Г. Глинке от 16 сентября 1834 г.).

Кюхельбекер теоретически был противником дидактики в поэзии. Вместе с тем многозначительное выражение "в нынешнем расположении духа" указывает на перекличку пушкинской "Черни" с отношением Кюхельбекера к официозной журналистике последекабрьского периода.

Разумеется, не с молодыми "архивными юношами" любомудрами, для которых никогда не стоял во всей конкретной социальной глубине вопрос о позиции поэта по отношению к "светской черни", с одной стороны, официозно-журнальной - с другой, было связано такое стихотворение, как "Чернь". Оно было связано теснее и ближе всего с Кюхельбекером, давшим Пушкину прототип "высокого поэта" в Евгении Онегине; к этой позиции Пушкин, пересматривая вопрос накануне декабря 1825 г., склонялся; в пьесе "19 октября 1825 года" он называет Кюхельбекера "братом родным по музе, по судьбам" и дает поэтическую формулу:

Служенье муз не терпит суеты.

Прекрасное должно быть величаво.

ФРАНЦУЗСКИЕ ОТНОШЕНИЯ КЮХЕЛЬБЕКЕРА