Юрий Тынянов - Пушкин и его современники

В какой же страсти Пушкин-лицеист не мог без ужаса признаться сам себе, каких слез не мог забыть? Такая любовь была, и у него действительно были самые глубокие причины ее скрывать.

25 мая 1816 г. приехали в Царское Село Карамзины. Сразу же Пушкин их посетил и стал бывать очень часто, почти ежедневно. Этой - на сей раз по вполне понятным причинам - "утаенною любовью" и была жена H. M. Карамзина, самого большого для Пушкина литературного авторитета его молодости, Екатерина Андреевна Карамзина. Об этой самим Пушкиным утаенной любви известно, конечно, немного. Но все же кое-что известно.

В рассказах о Пушкине, записанных со слов его друзей П. И. Бартеневым, говорится: * "Покойница Екатерина Афанасьевна Протасова (мать Воейковой) рассказала (как говорил мне Н. А. Елагин), что Пушкину вдруг задумалось приволокнуться за женой Карамзина. Он даже написал ей любовную записку. Екатерина Андреевна, разумеется, показала ее мужу. Оба расхохотались и, призвавши Пушкина, стали делать ему серьезные наставления. Все это было так смешно и дало Пушкину такой удобный случай ближе узнать Карамзиных, что с тех пор их полюбил, и они сблизились". Этот рассказ, конечно, следует освободить от сентиментальных черт старинного рассказа о легкой шалости, приданных ему старушкой Протасовой. Запомним, впрочем, что над Пушкиным, над его письмом смеялись.

* Рассказы о Пушкине, записанные со слов его друзей П. И. Бартеневым в 1851-1860 гг., под ред. М. А. Цявловского. М., 1925, стр. 53.

Другой рассказ, записанный Бартеневым, дает совершенно иные черты. "Покойный гр. Д. Н. Блудов передавал нам, - пишет Бартенев, - что Карамзин показывал ему место в своем кабинете, облитое слезами Пушкина. Головомойка Карамзина могла быть вызвана и случайностью: предание уверяет, что по ошибке разносчика любовная записочка Пушкина к одной даме с назначением свидания попала к Екатерине Андреевне Карамзиной (в то время еще красавице)". *

В другой раз Бартенев повторил тот же рассказ: "Покойный гр. Д. Н. Блудов любил вспоминать, что Карамзин показывал ему в царскосельском китайском доме место, облитое слезами Пушкина". **

* "Русский архив", 1897, № 7, стр. 493.

** Там же, 1907, № 1.

Это упорное воспоминание интересно тем, что оно принадлежит гр. Блудову; 5 этот вельможа был очень далек от Пушкина, имел причины враждебно к нему относиться и постарался запомнить "место, облитое слезами Пушкина".

Оставим в стороне вероятность передаваемого Бартеневым анекдота о письме, попавшем не по адресу: он более вероятен, чем кажется. Даже дама, к которой могла быть обращена записка, могла бы быть названа; это, вероятно, "молодая вдова" одного его послания, родственница лицейского директора Энгельгардта. 6 Нас интересует другое. Слезы Пушкина, о которых рассказывал Карамзин, слезы, о которых писал Пушкин в элегии, - реальная черта рассказа, которая совершенно меняет стиль и значение легкого анекдота, рассказанного Протасовой.

Известны осложнения в отношениях Пушкина и Карамзина, ссора между ними. 7

Вопрос об отношениях Пушкина и Карамзина требует особого рассмотрения. Высокий литературный авторитет вождя старшего поколения вовсе не заслонял его роли реакционного идеолога. Конечно, уже к 1816-1817 гг. - годам лицейского вольномыслия, близости с Чаадаевым, с гусарами, участниками войны 1812 г., относится начало критики идеологических основ "Истории государства Российского", 8 в скором времени давшей знаменитые эпиграммы Пушкина. 9

К концу лицейского периода, в постоянном личном общении становилась все более очевидной фиктивность роли Карамзина как просвещенного советника царя (на деле Александр I почти не принимал его).

Следует отметить, что отношения с Карамзиным чем далее, тем более становятся холодны и чужды.

Насколько в 20-х годах Карамзин был литературно чужд Пушкину, следует хотя бы из его отзыва о "Цыганах" в письме от 2 декабря 1824 г. к Вяземскому: "Вчера маленький Пушкин (Лев Сергеевич. - Ю. Т.) читал нам наизусть цыганскую поэмку брата и нечто из Онегина; живо, остроумно, но не совсем зрело. От Пушкина к Байрону: его Дон-Жуан 10 выпал у меня из рук. Что за мерзость! И даже сколько глупостей!"

Разумеется, расхождения между ними были глубокие.

Это нисколько не исключает и личных мотивов ссоры. Несмотря на эти отношения, Карамзин принял самое деятельное участие в смягчении участи Пушкина, которому в 1820 г. угрожали Соловки или Сибирь. Несомненно, что на участие, которое оп принял в судьбе Пушкина, повлияла именно Екатерина Андреевна.