Михаил Белиловский: Чудо веточка

Белиловский Михаил Абович

Чудо веточка

Для дедушек и бабушек,

мужественно одолевающих английский

и, конечно, для внуков, чтобы не забывали русский.

Чудо-веточка

В зеленом, густом лесу стоял деревянный домик. Жили в нем маленький Джон с мамой и папой.

Однажды родители подарили ему пушистого, коричневого, крошечного хомячка, и дали ему имя Хом. Зверек был очень любознательным. Все ему надо было потрогать своей мордочкой, понюхать своим носиком, все разглядеть своими круглыми глазенками. И, конечно, всяким шалостям его не было конца.

- Может быть лучше будет поместить хомячка в клетку? - предложила мама Джону.

- Нет, нет, мамочка! - взмолился маленький Джон, - Очень прошу - пусть он лучше будет на свободе.

Так и порешили. И вскоре случилось вот что.

Это было глубокой ночью. Кругом темнота, только бледная луна смотрела в окно. В доме все спали крепким сном. Тишина, от которой, как говорят, в ушах свистит. Непоседа хомячек проснулся от назойливой мухи и больше уснуть уже не мог. Почесал, почесал лапками свои ушки, недовольно фыркнул пару раз и в полутьме отправился разгуливать по дому. Взобрался каким-то образом на пианино, которое стояло с открытой крышкой в гостиной, поскользнулся у края и свалился всем своим телом прямо на клавиши. Раздался громкий музыкальный аккорд.

- Тарарам-бамммм!

От такой неожиданности Хомяк ненадолго затих, лежа на клавишах. Но, опомнившись, стал на задние лапки, а передними пытался вскарабкаться опять наверх. Но это ему не удавалось. Тогда он стал прогуливаться вдоль клавишей, исполняя, таким образом, причудливую свою хомятскую мелодию и любуясь ею.

Кто знает, сколько времени хомяк бы так играл, но внезапно зажегся свет, который его напугал, и он быстро скрылся в глубоком папином ботинке.

Лампу зажгла мама. Полусонная она стала будит папу:

- Слушай, дорогой, не поверю своим ушам. Наш Джон сам решил поиграть на пианино. Значить ему это нравится. Он будет играть на пианино! Он умный у нас мальчик.

- Так-то оно так, - пробурчал недовольным голосом разбуженный папа, но почему так поздно, среди ночи?

Мама с папой вскочили с постели и, не соображая, что к чему, первым делом помчались в гостиную. Не найдя там сына, поспешили в комнату Джона. А тот совершенно спокойно лежал себе с открытыми глазами в своей кровати. Он нисколько не испугался и даже не удивился звукам пианино. Просто он сразу догадался, в чем дело.

- Понимаешь сынок, - начала было мама, - надо все-таки поместить его в клетку. Он ведь будет тебе мешать, когда ты будешь читать или играть на пианино.

Джон насупился, и долго молчал.

- Или я не права? - спросила мама.

- Ты не обижайся, мамочка, но мне не нравится больше играть на пианино. Лучше я буду играть на флейте. Меня уже немного научила учительница в школе.

- Ну, знаешь, дорогой, пианино это главный инструмент почти в любом оркестре. На нем можно сыграть почти все, что хочешь. Ты, сынок, не прав. Я не против флейты, но бросить играть на пианино - неразумно. Твоя ведь учительница играет и на флейте и на пианино тоже.

- На флейте можно играть где угодно - что дома, что на улице или в лесу, - попытался отбиться Джон.

Сидел Хом в папином, глубоком ботинке, слушал весь этот разговор и думал:

"- Если человеку не нравится, то зачем ему играть на пианино? Лучше пусть играет на флейте, если это ему по душе".

Всю ночь он думал об этом, и ему очень захотелось высказать все это его маме. Жалко ему было Джона. Но как это сделать? И сделал он это по-своему, по - хомятски. Дело было вот как.

Наступило утро. Прекрасное, солнечное утро.

Мама сидела за столом на кухне, пила кофе и читала свежую большую газету. Она настолько углубилась в чтение, что не увидела, как маленький проказник незаметно взобрался на стол и быстро проскользнул между страницам газеты так, что его и не видно было.

Услышав шорох, мама подняла голову. От страху, пошел мороз по коже. Перед ней газетные страницы быстро переливались волной то в одну то в другую сторону, словно морской прибой. Мама пришла в ужас, чуть не уронила свою чашку и, глядя широко раскрытыми глазами на шелестящую газету, закричала вне себя, заикаясь от ужаса:

- Бо-о-же ты-ты мой! Что эт-т-о на само-ом-то деле тво-творится? Смотрите га-газета сама собой ше-ше-шевелится! Прямо колдо-овство какое-то!

Мама крепко прижимала руку к забившему тревогу сердцу.

Однако в следующий момент из-за края газетной страницы игриво мелькнул короткий хвостик хомячка, и мама громко и с облегчением засмеялась. Долго смеялись они все вместе - Джон и папа тоже.