Аркадий Белинков - Роль труда в процессе превращения человека в обезьяну

(Генрих подписывает. Постепенно вся компания переползает на правый фланг.

Слева в углу остаются только Аркадий и Марианна)

Идеолог (Аркадию). Ну?

Аркадий (тихо и строго). Мы не будем присягать на верность звериной идее.

Идеолог. Что?!

Аркадий. Мы не будем присягать на верность звериной идее.

(Потрясение)

Идеолог. Хватай его!! Рви его!!

Аркадий (вскакивает на подоконник). Я сделал все, что было в моих силах, чтобы остаться честным и верным гуманизму человеком. Я верил, что никогда не подниму руку на человека. Вы разбили мою веру и [нрзб: смяли] надежду. Я ухожу от вас и, если вы не оставите меня, буду бороться! Марианна! (Выскакивает из окна)

Марианна (несколько минут стоит неподвижно и вдруг бросается за ним).

(Все присутствующие, во главе с Идеологом, с лаем, рычанием и воем срываются

за ними)

Все. Лови их! Хватай! Хватай! Держи его! Держи!

(Занавес)

Последний вариант I акта начат 9 августа и закончен 19 августа 1950 г.

* Полное название сообщено автором устно. Под "трудом" он понимал "труд" И. В. Сталина "История ВКП (б). Краткий курс".

** Дальше приписка красным карандашом рукой автора: "Эта тема должна пройти сквозь всю пьесу и во 2 акте он [далее нрзб.]..."

*** Дальше в скобках приписка рукой автора: "Ввести эту реплику, как сквозную доярки". Подчеркнуто красным карандашом.

**** Дальше приписка рукой автора, обведенная красным карандашом: "(Эпизод с кошкой) (?)"

***** Дальше приписка рукой автора в скобках: "(Диалог Марианны и Идеолога) ?" и обведено теми же чернилами, что и текст.

Акт II

Дача в окрестностях Москвы. Веранда с цветными стеклами, Полдень. Солнечные зайцы на книгах, цветах и вазах. На столе книги, газеты, иллюстрации и рукописи. Кресла и качалка. Марианна сидит на подлокотнике качалки, в которой лежит Аркадий.

Марианна (тихо). Ночью, когда становится так тихо, как будто только что закончена книга, приходит эта обжигающая жалость какой-то смутной потери. Даже, когда рядом лежат две, три, может быть - четыре хорошо написанные страницы. Все равно - горечь потери. Как после разлуки. Как будто приходится жертвовать самым дорогим во имя самого нужного. Я не знаю, по каким потерям эта скорбь. Как на вокзале, когда сидишь в отходящем поезде. Может быть, это прощание с молодостью, Аркадий? Или каждая написанная страница это прощание с тем, что уже никогда не вернется? И все это неопределенно и нереально. Реальна только остающаяся горечь. А все, что происходит, это как будто не со мной. Как будто - в Бельгии с королем Леопольдом или в Корее на реке [нрзб. Туманган]. Где-то далеко, в газетах. Нереально далеко и не прикасается к коже. Только горечь - реальна. Нет предметов. Остались лишь ощущения. (Глухо) Одной потери я боюсь, хорошо зная ее название.

Аркадий. Какой, Марианна?

Марианна. Какой? (Встает, Идет к столу. Садится за рукопись. Делает несколько ударов по клавиатуре машинки) В искусстве всегда есть что-то унизительное и постыдное, Аркадий. Знаете что? Раздетость. Да, да, всегда тело художника, мысль и сердце, а кругом голые глаза, глаза, глаза. Ведь то, что мы пишем о других, то есть ни о каких не о других, а всегда о себе, об этом не скажешь и самым близким, шепотом, в темной комнате, когда дверь заперта. А тиражом в 10 тысяч экземпляров чужим, врагам, хохочущим над страницей в трамвае после работы, - сколько угодно.

Аркадий. Постыдно. Да, все постыдно в искусстве, Марианна. Потому что читатель подглядывает. Поэтому и постыдно. Когда пишешь, не думаешь о толпе. Попробуйте работать, когда кто-нибудь сидит в кабинете или просто, когда открыта дверь. Толпа подглядывает за художником в щель.

Марианна (встает. Ходит по веранде. Говорит, повернувшись к Аркадию спиной). Когда умирает восьмидесятилетний старик, врачи обязательно находят болезнь, приведшую к смерти. Вашему деду было 80 лет. Он умер, "потому что схватил грипп". Ничего он не схватил, восьмидесятилетний дед. Он все потерял. Он умер от потерь. Каждый день, восемьдесят лет, он что-нибудь незаметно терял: любовь, радость, память, надежды. Я боюсь этих ежедневных, незаметных потерь. Я знаю: сначала человек теряет способность всему удивляться и тогда в нем умирает художник, потом он перестает радоваться и огорчаться и тогда от него уходит всегда живущее в человеке умение отличать хорошее от плохого, потом замирает надежда и тогда сгорает молодость и приходит седой, как старый бухгалтер, опыт. Я боюсь потерять это ни на минуту не засыпающее ощущение приливов, колебаний, взрывов, замираний, ежедневных обновлений любви. Я боюсь потерять тебя, больше всего боюсь этой потери. Нет, не этой потери. Боюсь потерять свою любовь, боюсь потерять боязнь этой потери. Я умру от горя, как умирают от воспаления легких, от менингита - очень быстро, в несколько дней, если потеряю свою любовь!