Александр Вельтман - Не дом, а игрушечка !

- О боже мой, какая скука, - проговорила Сашенька.

- Приходите после, - шепнул Порфирий.

- После? Хорошо.

И Сашенька побежала домой.

После чаю она двинулась было с места, но дедушка усадил ее подле себя перебирать старые письма.

- О господи, когда ж после? - проговорила Сашенька про себя, почти сквозь слезы.

Старик ужинал рано; хотелось ему спать или не хотелось, но он ложился в постель в определенное время. А тут, как нарочно, сидит себе да раздобарывает [растабарывает, болтает. - Примеч. автора.] с внучкой и с ее няней, потешается, что у них глаза липнут. Рассказывает себе про житье-бытье своего дедушки, какой у него был полный дом, какой сад, какое именье, какое богатство, великолепие и этикет. Призванный Борис, как живая выноска примечаний к рассказу, стоял у дверей, заложив руки назад, и по вызову барина подтверждал его рассказ.

- Помнишь, Борис? а?

- Как же, сударь, не помнить...

- А гулянье-то было по озеру, с роговой музыкой, в именины покойной бабушки Лизаветы Кирилловны... Вот, надо рассказать...

- Никак нет-с, батюшка: это было не в именины, а как раз в день рождения ее превосходительства... Как раз, сударь, в день рожденья.

- Как в день рожденья?.. Постой-ка, врешь!

- Да как же, батюшка, именины-то ее превосходительства, покойной Лизаветы Кирилловны, дай бог ей царство небесное, когда были? В октябре, сударь?

- Да, да, да!.. Экая память!..

- Дедушка, мне спать хочется, - проговорила Сашенька, зевая и привстав с места.

- Спать? А отчего ж мне не хочется? а?

- Не знаю, дедушка.

- То-то, не знаю, а я знаю. Это потому, что дедушка любит внучку и ему приятно провести с ней время.

- Да что ж, сударь, пора ночь делить, - проговорила и старая няня, зевая.

- Ты дура, ты все потакаешь ребенку! Пошли! спите!

Дедушка рассердился. Сашенька и няня, потупив глаза, молчали и ни с места.

И дедушка молчит, сурово нахмурился. И это гневное молчание тянулось обыкновенно до тех пор, покуда не вытянет душу.

Сашенька прослезилась, но утерла слезку: дедушка не любит слез.

- Ну, ступайте спать, - сказал наконец дедушка смягченным голосом, довольный, что дал урок в терпении.

Сашенька простилась с ним, побежала наверх, бросилась в постелю и залилась слезами. В первый раз почувствовала она тяготу на сердце, в первый раз воля дедушки показалась ей невыносимой. Ей так и хотелось броситься в окно, чтоб хоть умереть на свободе.

Няня, уговаривая Сашеньку, что грех так огорчаться, раздела ее и легла спать. Но у бедной девушки не сон в голове: душа взволнована, сердце бьется, в комнате душно; так бы и дохнула свежим воздухом.

- Когда же после? - повторяла Сашенька. - Когда мне было после прийти?.. Ах, как голова болит!.. Пойду в сад...

И она обулась, надела капотик, прислушалась, спит ли няня, осторожно отворила дверь и вышла. Сени запирались задвижкой.

Из сеней два шага до садика. Ночь светлая, прекрасная. Только что она подошла к липе, под которой старый Борис устроил ей дерновую скамью, вдруг что-то зашевелилось.

Сашенька затрепетала от страха.

- Это вы? - тихо проговорил Порфирий, бросаясь к ней из-за куста и схватив ее за руку.

Сашенька долго не могла перевести духу.

- Чего ж вы испугались?

- Так, что-то страшно, - проговорила Сашенька.

- Страшно? Отчего?

- Так.

- А я ждал-ждал, ждал-ждал.

Держа друг друга за руку, они присели на дерновую скамью и долго молча всматривались друг в друга с каким-то радостным чувством.

- Ах, как хорошо мне с вами! - сказал Порфирий.

- Ах, и мне как хорошо! - произнесла Сашенька, приклонясь на плечо Порфирия.

Высвободив руку из бабушкина салопа, который был на нем, он обнял Сашеньку, приложил свою щеку к ее горячему лицу и поцеловал ее.

- Ах, если б всякий день нам быть вместе!

- Дедушка меня никуда не пускает, - сказала Сашенька, вздохнув.

- Экой какой! И меня бабушка никуда без себя не пускает.

- Экая какая!

- Да, ей-богу, это скучно!.. Вот с вами как бы мне весело было.

- И мне, - произнесла тихо Сашенька.

И они обнялись.

- Как вас зовут?

- Сашенькой. А вас?

- Меня зовут Порфирием.

- Как же это так? Такой святой нет у дедушки в календаре, - сказала Сашенька, которая и по дедушкину календарю, и по напоминанью няни знала наизусть всех святых и все праздники.

- Как нет? - отвечал Порфирий. - Нет есть; у бабушки в святцах есть. Мои именины 26 февраля, в день святого отца Порфирия архиепископа. И дедушка у меня был Порфирий.

- Мужское имя!

- А какое же? Что я, девушка, что ли? Я не девушка.