Александр Вельтман - Не дом, а игрушечка !

- Днем что: днем ничего, только по ночам.

- Так это и прекрасно, - сказал барин, - я не сплю по ночам, я сплю днем, так ни я домовых, ни домовые не будут меня беспокоить.

- Э? разве? Да оно и правда, что у господ-то все так... Ну, если так, так что ж, с богом... другой похулки на дом нельзя дать...

хоть у самого хозяина спросите, он сам то же скажет.

Таким образом, несмотря на предостережение дворника, барин нанял дом, переехал. На первый же день новоселья пригласил он пять-шесть человек добрых приятелей к обеду и в ожидании гостей, похаживая себе с трубкой в руках и в халате и в туфлях, посматривал, так ли накрывают люди на стол, полон ли погребок, во льду ли шампанское, греется ли лафит, все ли в порядке. Гости-приятели съехались. Обед на славу, вино как слеза.

Присутствовавший тут же поэт, подняв бокал, возгласил:

Я люблю вечерний пир,

Где веселье председатель,

А свобода, мой кумир,

За столом законодатель,

Где до утра слово пей!

Заглушает кряки песен,

Где просторен круг гостей,

А кружок бутылок тесен.

- Ну, извини, любезный друг, до утра у меня пить нельзя, - сказал хозяин, - невозможно!

- Это отчего? Это почему?

- А вот почему: этот дом я нанял у самого дедушки-домового с условием, чтобы ночь я проводил где угодно, только не дома. А так как скоро полночь, то я отправляюсь в Английский клуб. Вы видите, господа, что причина законная. Извините.

Пушкин захохотал, по обычаю, а за ним захохотали и все.

Но хозяин сказал серьезно, что он не шутя это говорит, и в доказательство крикнул: "Эй! одеваться скорее!"

На этот барский крик никто не отозвался: оказалось, что и в передней и в людской - ни души. Люди, уверенные, что господа занялись делом, пошли справлять новоселье.

- Ну, нечего делать, оденусь сам, - сказал Павел Воинович, - но на кого же оставить дом?

- А домовой-то, - крикнул Пушкин.

Эй, дедушко! ты не засни!

По-своему распорядися с вором,

Ходи вокруг двора дозором

И все, как следует, храни!

- Ха, ха, ха, ха!

- Ага! - раздалось с обеих сторон дома.

- Слышишь? отозвался, - сказал поэт, - теперь можно отправляться спокойно. Слышали, господа?

- Слышали, слышали!

- Если слышали, так можно отправляться, - сказал хозяин.

И все отправились.

Только что господа со двора, а люди на двор пришли, смиренно присели в передней, как будто нигде не бывали, моргают глазами, думают, господа забавляются себе.

- Чай, до утра просидят? а?

- Фу, как спать хочется!..

- Ну, здоров пить!..

- Вот это что, так ли пьют... да я...

- Тс! черт ты! ревет!

- Что, ничего.

Только что эту беседу в передней заменило всхрапыванье и свист носом, вдруг в комнатах поднялись стук, треск, возня.

- Вася! слышишь?

- А?

- Что это, брат, господа-то передрались, что ли? а?

- Что?

- Господа-то... слышишь, как возятся?..

- А бог с ними!

- Ну, и то.

И Вася и Петр задремали.

А между тем в дому как будто ломка идет.

Верь не верь, а вот произошла какая история. Мы уже сказали, что в обоих старых домиках было по домовому. Они преспокойно жили себе за печками и, видя, что все в порядке, хозяева благочестивы, лежали себе, перевертываясь с боку на бок. Когда Порфирий и Сашенька продали домики, пристройка и соединение их под одну крышу потревожили домовых, но они еще довольны были, воображая, что идет починка накатов и крыши.

Только что постройка кончилась и чиновник, купив новенький дом с иголочки, переехал на новоселье, домовой Сащенькина домика, с левой стороны, приподнялся в полночь осмотреть, попрежнему ли все в порядке.

"Хм, чем-то пахнет", - подумал он, выходя в пристроенную между домиками залу.

Домовой с правой стороны точно таким же образом отправился по дому дозором.

"Э-э-э! вот тебе раз! - подумал он, прислушиваясь. - Это что?.."

Только что он вышел в залу, вдруг что-то стукнуло его в лоб.

- Кто тут? - гукнул он.

- Кто тут? - отозвалось над его ухом.

- А?

- А?

- Кто тут?

- Хозяин.

- А-а-а! как хозяин? Я хозяин.

- Нет, я хозяин.

- Как - ты хозяин?

- Так, я хозяин.

- Нет, я хозяин! Вон!

- Вон? Сам вон!

Слово за слово, схватились, подняли такую возню, такой стук, грохот, что никак невозможно было чиновнику, и особенно жене его, не испугаться до смерти и не выбраться поскорей из дому.

VII

Каждую ночь домовые поднимали возню и драку на чья возьмет; но ничья не брала. То же было и в первую ночь, когда барин, нанявший дом, отправился со своими гостями в клуб.

Стало уже рассветать, когда он возвратился домой; но что-то не весел, ему нездоровилось. Ночь не спал, и день не спится.