Георгий Венус - Война и люди (Семнадцать месяцев с дроздовцами)

Под теплушками эшелона валялась картофельная шелуха. Тощий пес под колесами лизал банку из-под "Corned 'Beef'a".* Банка скользила по замерзшим шпалам.

Когда, наконец, мы подошли к последней теплушке эшелона, Ксана раздвинула двери, ухватилась за пол теплушки, поднялась на мускулах и быстро вскочила в вагон. Я последовал за нею.

В теплушке было дымно и жарко. На чемоданах из красной и желтой кожи, друг возле друга, молчаливые и серьезные, как ученики в школе, сидели беженцы - мужчины и женщины. Разложив на прикрытых салфетками коленях хлеб и сало, беженцы завтракали. Посреди теплушки коптела печь. Над ней висело мое полотенце - уже выстиранное.

- Добрый день!

- Закройте двери! - сердито пробасил вместо ответа какой-то мужчина в меховой, высокой шапке и вдруг закашлялся, очевидно от дыма. Кусок сала с его колен упал на пол.

- Подождите!.. Ну что, высохло?

И, взяв мое полотенце, Ксана вновь соскочила на насыпь.

- Душно там! Господи, как душно!.. Она глубоко дышала, положив ладони на маленькие круглые груди. Вдруг обернулась.

- Знаете!.. Это, конечно, глупо... Но я так боялась, что вы там... просить будете... Я засмеялся.

- У сволочей?.. Ждите!..

--------------------

* Название мясных консервов (англ.).

* * *

- Капитан мажет, ядри его в корень. Видно, далеко ехать собирается! встретил нас за вагонами ефрейтор Лехин.- Мешок сахару подарил. Ну, теперь лафа, господин поручик!.. Едоков уже и в деревню побег. За хлебом...

Через час мы ели хлеб со сметаной. Вечером вновь двинулись в путь.

Было темно. Колеса торопливо стучали. Над головой медленно и лениво жевали волы.

- Мама ничего не говорит .. Только плачет...- вполголоса рассказывала мне Ксана.- Товарищи Жоржа говорят: надо мстить за поруганную интеллигенцию; через войну к миру,- говорит Жорж. Ну, а Костя... Погоны, шашка, шпоры. .

Много ли мальчику нужно! Ему кивни только! Ведь Костя на целых полтора года моложе меня. Для него Деникин и Фенимор Купер - одно и то же. Вы понимаете, поручик? В темноте я Ксаны не видел. Не видя ее, мне трудно было следить за ее словами. Мысли почему-то путались.

- Если б папу не расстреляли,- продолжала Ксана,- мне было бы гораздо легче во всем этом разобраться... А так?.. А ведь я много думаю, поручик! Папа, братья - вы понимаете?.. Я не могу не думать!.. Одни - это красные, но они проходят мимо нас, стороной. А если и останавливаются, то только для того, чтобы вырвать кого-нибудь из наших близких. Как же могу я подойти к ним и узнать, куда они идут? Другие - это вы... Но вас тысячи, и все вы разные... Потому мне кажется: вы никуда не идете. Только топчетесь... За что же ухватиться, поручик? С одной стороны - (кто себе враг?) - ведь папу расстреляли!.. С другой...- я видела виселицы... Их было двенадцать штук... Кто себе враг! - подумала я тогда про красных. Но они меня не подпустили. На дороге к ним лежит труп моего папы... И вы не подпускаете... Тоже... Между вами и мной - виселицы... Итак, нужно отступать... Но куда отступать, поручик?

Ксана замолчала.

- Вы слышите? Вам не смешно?

- Говорите! - кутаясь в шинель, сказал я тихо.- Где там смеяться!..

Мне было холодно. В пояснице ломило. На минуту мне показалось, что слова Ксаны медленно опускаются в темноту.

- И вот, вместо задач Шапошникова и Вальцева,- наконец снова дошли до меня ее слова,- приходится решать другие... и тоже со многими неизвестными. И, в конце концов, разбив голову и ничего не решив...

Тяжелый звон, качаясь, опять проплыл между мной и Ксаной.

- Ксана! - сказал я, очнувшись.

Колеса переставали гудеть и вновь стучали, торопливо и сбиваясь.

И вдруг мне захотелось увидеть лицо Ксаны. Вот сейчас же, немедленно!

- Ксана!

Я вынул папиросы. Достал спички.

- Ксана!..

Спичка вспыхнула. Озарила ее круглое, под черной шапкой и волосами чуть приплюснутое лицо. Я встретил ее глаза, задержал их в своих, но желтый мигающий свет вновь сорвался с ресниц, и лицо ее расплылось в темноте. Ксана молчала.

Я затянулся, глубоко, старательно, но дым папиросы показался мне холодным и горьким. "Неужели я заболел?" - подумал я, вновь прислонясь к холодной стене теплушки.

...Медленно жевали волы. Где-то под ними храпел капитан-первопоходник.

- Вы нездоровы, поручик?

- Ерунда, Ксения!.. Знобит...

Рука Ксаны отыскала мою голову и в темноте ласково ее гладила...

- Знамо дело от кого едут, а куда вот - и неизвестно!..

- Как жизнь-то искроили,- а!

Второй солдат выплеснул из котелка белый застывший борщ.

- То есть, до самого, как говорят, до основания!