Айзман: Их жизнь, их смерть

Жюль косил, молотил, пахал, стриг овец, работал в лесу и находил еще время возить докторшу на практику по соседним деревням. Пока докторша у больного, Жюлю выносят угощение, вина или водки. В одном доме, в другом, в третьем... Если угощением медлили, Жюль уходил в кабак и угощался сам. Дело в том, что когда человек в пути, то не хорошо, чтобы горло было сухо. Работающему человеку вообще надо выпить. Белоручки всякие - это, конечно, другое дело. Пером туда-сюда, в книжках там, прощение какое надо написать, составить опись, - это и без выпивки можно. А человеку трудящемуся надо, чтобы был фундамент,

чтобы по настоящему было. Человеку трудящемуся сила нужна. А без вина откуда же сила? От вина у человека кровь очищается. Маленький Жюль, недоносок, как козявка, еле живет, а стали ему красные вина давать, и пошел мальчишка рости. Дело известное!

С поездок Жюль возвращался пьяным на половину, дома он дело доводил до конца. Но и совсем пьяный, Жюль с ног не падал, и даже работал довольно исправно.

С Эрнестиной же было совсем иначе: она и пьянела скорей, а опьянев, годилась уже только для словесных упражнений. Упражнялась превосходно. Растерзанная, хромая, косматая, она ходила по деревне и во всю глотку выражала негодование по поводу того, что никто не хочет убить ее мужа. Когда человек так безобразно пьянствует, то его надо убить. И запереть его надо. Пусть докторша выдаст свидетельство, и этого подлого пьяницу сейчас же запрут в сумасшедшем доме. Вот и все. Если он пьяница, он опасен для всех, и таких людей всюду запирают и будут запирать.

Об этом она доводила и до сведения Жюля. Тот спокойно слушает, хихикает и икает. Время от времени, не торопясь, он посылает какое-нибудь подходящее слово: "стерва", "верблюд"... Эрнестина разозлится и, ковыляя хромой ногой, направится к мужу с человеколюбивым намерением треснуть его крышкой от котла по голове. Жюль подпускает ее довольно близко и потом, удовлетворительно нацелившись, бьет ступней в живот. Эрнестина отлетает прочь, стоящие позади нее предметы опрокидываются по сторонам, а она сама с диким ревом падает на них. Если на руках у нее маленький Жюль, он откатывается в сторону, и в то время, как Эрнестина воет и ругается, а победоносный

Жюль хохочет, маленький недоносок, полуголый, мокрый, окровавленный, разрывается от плача и визга. Его не подбирают, не успокаивают, и он вижжит лежа на камнях, долго - до тех пор, пока в глотке его все побагровеет и распухнет. Тогда голос его становится басистым и темным, и кажется, что это могильщик Жако говорит о могилах.

В воскресенье и в праздники было иначе. Жюль брился, надевал другую одежду. Варили суп из свежего мяса, а не из солонины. Больше пили и раньше начинались драки. В поле не выезжали, но дома работали.

Вывозит Жюль из конюшни навоз, а мимо идет Жако. На могильщике черный сюртук, шляпа-котел, глаженое белье, и виден из под бороды голубой галстух. В руках коротенький и толстый молитвенник.

- Второй раз прозвонили. Отчего к обедне не идешь?

- К обедне?

Жюль, напрягаясь, подсовывает вилы под толстый слой сильно утоптанного навоза.

- Зачем я пойду к обедне?

- Все же Пасха сегодня, богу помолиться.

Вилы с навозом подняты в воздух и затем опрокинуты в тачку.

- А твой бог отвезет мне навоз в поле?

- Отвезет, как же!

- То-то же! Он не беспокоится...

Жако задирает кверху голову, мотает ею, и под бородой распластывает галстух, к которому не привык и который стесняет.

- Богу зачем беспокоиться? Он у нас с ренты живет, ему хлопотать незачем.

- Он за меня работать не станет, - с мрачной серьезностью говорит Жюль, - ну и больше ничего.

- Он бы хоть работника своего тебе в помощь послал, - подмигивает Жако. - Святого какого-нибудь.

- Он себе свое дело знает, а я свое. Вот и все.

- Святого он бы, пожалуй, и не пожалел, да всех их за водкой услал.

- Вот и весь разговор, - по прежнему мрачно ворчит Жюль.

- Праздник, ему тоже пососать хочется.

- Он свое знает, а я свое знаю. Только и всего.

Жако корешком молитвенника скребет себя по шее, под бородой: мешает галстух!

- Старенький ведь бог. Кашляет... Может, и натереться спиртом хочет. Святую Магдалину позовет: на, скажет, Магдалина, натри мне поясницу спиртом.

- Докторшу бы позвал, - советует Жюль. - Она ему сейчас трубку свою всунет.

- Ах вы свиньи! И не страшно вам говорить такое? - кричит Эрнестина, показываясь на пороге. - Оттого вам и счастья нет, что вы такие пакости говорите.

- Да бог не услышит, - успокаивает Жако Эрнестину. - Говорят тебе, он старенький. Глухой, как кобыла тетки Мариолоты.