Викентий Вересаев - Том 3. На японской войне. Живая жизнь

Вот этот сон. Я изложил его очень подробно, потому что с удивительною яркостью он подводит итог самым заветным думам и настроениям Достоевского. Автор как бы намеренно собирает их здесь все воедино, –

«О, теперь жизни и жизни! – пишет смешной человек, проснувшись. – Я поднял руки и воззвал к вечной истине: не воззвал, а заплакал; восторг, неизмеримый восторг поднимал все существо мое. Да, жизнь! Я иду проповедывать, я хочу проповедывать, – что? Истину, ибо я видел ее, видел своими глазами, видел всю ее славу».

В судорожном усилии человек на миг выкарабкался из мрачного своего подполья, – и увидел яркое солнце, увидел истину жизни.

«Потому, что я видел истину, я видел и знаю, что люди могут быть прекрасны и счастливы, не потеряв способности жить на земле. Я не хочу и не могу верить, чтобы зло было нормальным состоянием людей. И как мне не веровать: я видел истину, – не то что изобрел умом, а видел, видел, и живой образ ее наполнил душу мою навеки. Я видел ее в такой восполненной целости, что не мог поверить, чтоб ее не могло быть у людей…»

Но ведь в этом – весь Толстой, весь целиком! У него видели мы эту истину, и «живой образ ее наполнил наши души». Разница только та, что прекрасные люди с земли-двойника куда более скучно -счастливы, чем люди с нашей земли у Толстого.

Кончается рассказ тоже совсем по-толстовски: «И как это просто; в один бы день, в один бы час – все бы сразу устроилось! Главное – люби других, как себя, вот что главное, и это все, больше ровно ничего не надо; тотчас найдешь, как устроиться».

Разве же это так просто? Для Толстого – да, просто. Но для Достоевского… Ведь счастливые люди с земли-двойника, они как раз любили друг друга, как себя. «Была какая-то влюбленность друг в друга, всецелая, всеобщая». Однако довольно было появиться одной единственной «трихине» – и вся жизнь сразу оказалась отравленной и разрушенной. А защититься от одной вползающей трихины легче, чем уничтожить трихин, когда ими кишит вся жизнь.

Если в понимании человека прав Толстой, то дело, действительно, просто: нужно только вызвать на свет ту силу жизни, которая бесчисленными ключами бьет в недрах человечества. Но если прав Достоевский, – а самый факт существования его показывает, что, по крайней мере, до известной степени прав он, – то дело очень и очень не просто. В мертвых и бесплодных недрах человечества только чуть сочатся вялые струйки жизни, ничего из этих недр не вызовешь. Силу жизни человечеству предстоит еще добывать. А это – задача огромная и безмерно трудная.

Москва. Гелуан (Египет).

Калужск. губ. 1909–1910.

На японской войне *

Работу над этой книгой Вересаев начал сразу же после возвращения с театра военных действий. 13 января 1906 года он сообщил А. М. Горькому, что намеревается написать очерки о минувшей войне, и высказал пожелание напечатать их в сборниках «Знание» (см. Г. Бровман, В. В. Вересаев, М., 1959, стр. 172). Окончательное соглашение с издательством Вересаев заключил в ноябре 1906 года, как это видно из письма К. П. Пятницкому от 19 ноября того же года (Архив Горького). К ноябрю Вересаев уже написал несколько глав книги, а в декабре первые четыре главы были высланы редакции сборников «Знание». Последние главы записок были завершены летом 1907 года.

Полностью записки «На войне» впервые опубликованы в XVII, XVIII, XIX, XX сборниках «Знание», вышедших в свет в 1907–1908 годах. Третья глава книги («В Мукдене»), опубликованная впервые в июньском номере журнала «Образование» за 1906 год, была напечатана в «Знании» в значительно переработанном виде. Редакция «Знания» вынуждена была по цензурным соображениям произвести в тексте записок некоторые сокращения, которые были особенно значительны в последней главе книги – «Домой». Во всех дореволюционных изданиях этой книги Вересаеву не удалось сколько-нибудь существенно освободить ее от цензурных искажений. Подлинный текст записок под новым заглавием «На японской войне» был напечатан в советское время в V томе Полного собрания сочинений Вересаева («Недра», М., 1928). Этот текст с некоторыми сокращениями и воспроизводится в настоящем издании.

«На войне» вызвала многочисленные отзывы в печати тех лет. Реакционные и либеральные газеты и журналы, стремясь опорочить эту книгу в глазах читателей, голословно объявляли ее «поверхностной», «нехудожественной». Рецензент журнала «Вестник Европы», например, лицемерно сокрушался по поводу того, что в записках Вересаева якобы нет гражданского морального пафоса: «Так как его рассказ не художествен, а фотографичен, то получилась не картина, убедительная своей глубокой правдой, а ряд анекдотов, ряд снимков, более или менее характерных, но случайных» («Вестник Европы», 1908, кн. 6, стр. 835). Любопытно, что один из самых отрицательных отзывов на эту книгу был напечатан в журнале «Образование», на страницах которого год назад была опубликована одна из глав книги («Образование», 1907, № 8, стр. 92–95).