Викентий Вересаев: Том 2. Повести и рассказы

Токарева встретили на вокзале его сестра Таня и фельдшерица земской больницы Варвара Васильевна Изворова. Токарев оглядывал Таню и в десятый раз повторял:

– Вот уж не ждал-то, что увижу тебя здесь.

Варвара Васильевна сказала:

– А какая досадная вещь вышла… Я вам писала, – директор банка обещал мне немедленно дать вам место в банке, как только приедете. Вчера захожу к нему, – оказывается, он совсем неожиданно уехал за границу В Карлсбаде у него опасно заболела дочь. Спрашивала я помощника директора, ему он ничего не говорил о вас. Такая досада. Придется вам ждать, пока воротится директор.

Варвара Васильевна говорила извиняющимся голосом, как будто была виновата в неожиданном отъезде директора. Токарев улыбнулся ее тону.

– Так ведь не на год же уехал директор?

– Нет, конечно. На месяц, самое большее – на два А покамест, знаете что? Поедемте к нам в деревню. Я с завтрашнего числа получаю в больнице отпуск, нынче или завтра приедут из деревни лошади.

Токарев радостно воскликнул:

– Варвара Васильевна, да ведь это превосходно. Чего ж вы за меня огорчаетесь? Пожить в деревне – лучшего я бы и сам для себя не придумал…

Подошел носильщик с вещами.

– Куда прикажете извозчика брать?

Токарев веселый и оживленный, взял ремни с пледом.

– Какая у вас тут есть гостиница недорогая?

– Ну, вот еще, зачем гостиница? – встрепенулась Таня. – Остановишься у нас в колонии.

Токарев поднял брови.

– В колонии?.. Посмотрим, что за колония.

Они вышли из вокзала. Варвара Васильевна сказала:

– Поезжайте, господа. А мне нужно еще забежать в больницу, сделать две перевязки. Я сейчас буду у вас.

Токарев и Таня сели на извозчика и поехали к городу. Солнце садилось, над шоссе стояла золотистая пыль, и сам воздух казался от нее золотым. Токарев, улыбаясь, смотрел на Таню.

– Расскажи ты мне толком, как ты сюда попала. В феврале последний раз написала из Петербурга и после этого как в воду канула.

– Я тебе говорила, всю весну мы пробыли тут на голоде, в Артемьевском уезде. Ну, я тебе скажу, – и насмотрелись. Жутко вспомнить. До июня пробыли там и все просадили, у кого какие были деньги; то есть, понимаешь, ни гроша ни у кого не осталось. Ну, вот и пошли в Томилинск.

– Пошли?

– Где шли, где на товарном поезде ехали… Очень было весело. Здесь раздобыли работы, – кто по статистике, кто уроков. Живем все вместе, – целый, брат, дом нанимаем. За три рубля в месяц. Вот увидишь, славные подобрались ребята.

– Я кое-что слышал о твоей деятельности на голоде. В вагоне я разговорился с одним земским врачом, – Рассудин, кажется, фамилия. Он мне много рассказывал про тебя.

– Рассудин? Что, что он говорил? – быстро спросила Таня и с любопытством подняла голову. Ее большие глаза самолюбиво заблестели.

Токарев лукаво улыбнулся.

– Одним словом, одобрял. А передавать не стану, – загордишься… А скажи ты мне лучше вот что: когда ты уехала на голод?

– В марте месяце.

– Как же ты с экзаменами устроилась? Перешла на следующий курс?

– Я уж зимою вышла с курсов.

– Вы-ышла? – протянул Токарев и замолчал. – Почему? – коротко спросил он.

– На что они мне. Курсы важны только вначале, чтоб приобрести знакомства, попасть в известную среду А раз это уж есть, то что в них?

Токарев потемнел.

– Странно… Курсы, во всяком случае, дают систематическое знание.

Таня рассмеялась.

– Систематическое знание… Диплом они дают, а не систематическое знание. Мне не шестнадцать лет, я и без профессорской указки сумею приобрести знания.

– Я не понимаю, ведь тебе всего один год оставался до окончания, – раздраженно сказал Токарев. – Что помещал бы тебе диплом? Кто знает, что может случиться в будущем, – почему его не иметь на всякий случай?

– Господи, как это скучно – о будущем думать. Не боюсь я никакого будущего, всегда сумею прожить и без диплома. Ведь тебе вот тоже оставался всего год до диплома, – не получил, и что ж? Большая от этого беда?

Токарев нахмурился и молчал.

Пролетка переваливалась из ямы в яму по немощеной, изрытой промоинами улице. Под заборами, в бурьяне, валялись дохлые кошки и арбузные корки. Пролетка остановилась у покосившихся ворот небольшого дома. На скамеечке сидел подслеповатый, бритый старик в жилетке и железных очках. Таня крикнула: