Г Владимов - Большая руда

От гаража Пронякин ехал последним. Он мог обойти их перед карьером, но не хотел пока что мозолить им глаза. Все равно он возьмет свое с первой же ходки. "И черта с два меня тогда прижмешь, - подумал он спокойно и беззлобно. - Руки будут коротки. Главное-то было прилепиться, а уж не отлепиться я как-нибудь сумею".

Он сделал три ходки и стал делать четвертую, когда вдруг начало моросить. Он увидел дрожащие извилистые потеки на запотевшем стекле, и у него упало сердце. "Теперь все, - сказал он себе. - Теперь они тебя на трехосных обдерут запросто". Но, подъехав к карьеру, он с удивлением разглядел всех своих на пустыре у выездной траншеи. Они как будто и не собирались возвращаться в карьер. Самосвалы выстраивались в шеренгу, сминая траву облепленными глиной скатами.

Пронякин остановился и высунулся под мелкий дождь.

- Неужто опять взрывать собрались?

- Дождик, не видишь? - сказал Федька. Он вытащил из-под кабины лопату и стал соскребывать рыжую глину с покрышек.

- Ну и что - дождик?

Мацуев, не глядя на него, вытянул руку вперед и пошевелил толстыми пальцами.

- А то, что не потянет машина по мокрому. Вылазь, загорать будем.

- И долго?

- Про это в небесной канцелярии спроси.

- Ну, а посыпать чем-нибудь нельзя? Гравием, цебнем. Пес его знает чем, хоть солью.

- Посыпали. Не помогает. Сам же глины с нижних горизонтов навезешь.

- Так, - сказал Пронякин. - Так. Значит, актировать будем день? Как бы вроде по бюллетеню?

- Значит, актировать, - сказал Мацуев. - Пятьдесят процентов гарантированных - твои.

- Выходит, двадцать один рублик...

- Выходит, так.

Пронякин поставил свой "МАЗ" последним в ряду и надел ватник. Он стоял у дороги и тупо смотрел, как подходят самосвалы других бригад. Молчаливые, угрюмые водители ставили машины во второй, в третий, в четвертый ряд и вылезали, заглушив двигатель. С этой минуты дождь переставал для них существовать. Он был страшен только машинам, грозным, свирепым машинам, этот мелкий, как стая мошки, дождик.

Пронякин медленно побрел к конторе. Последние самосвалы поднимались из карьера, тяжело урча и буксуя, и виляли задом, как гарцующие жеребцы. А на крыльце конторы одни уже забивали козла, а другие молча жевали, расправив газеты с кусками хлеба и колбасы или с крутыми голубоватыми яйцами и помидорами, уставясь в грязь перед собою пустым, неподвижным взглядом.

- Присаживайся, - сказал Мацуев. - Ничего, привыкай.

-- Я привыкаю, - ответил Пронякин.

Он сидел, сгорбившись, сунув руки под ватник, на лбу у него пролегла напряженная складка. Мацуев поднялся и отсел к игрокам. Они стучали костяшками по мокрым доскам крыльца и негромко покрикивали:

- Братцы, я мимо.

- Ну и балда. Ты тоже мимо?

- Наш заход. Дуплюсь с обоих концов.

- Тюря, гляди, с чего идешь. Ты чувствуешь, с чем я остался?

"И что меня сюда занесло? - думал Пронякин. - Сколько ни ездил, по каким дорогам, по глине, и на диффер садился, и в студеной степи с заглохшим мотором сидел. И никогда я не думал, что такой паскудный дождишко может меня остановить. Пропащее место выбрал ты себе, Пронякин. Чувствуешь, с чем ты остался?"

Дверь конторы открылась, вышел начальник карьера. Соломенный брыль сидел на нем набекрень, и синий заношенный плащ был короток: из рукавов едва не по локоть торчали худые руки с тяжелыми кистями. Щеки и горло начальника с острым кадыком заросли темной щетиной.

"Должно, обещался не бриться, пока руда не пойдет", - решил Пронякин. Начальник смотрел на дождь, помаргивая и зябко ежась.

- Ну что, товарищи козлы, - спросил он, - стучим помаленьку?

Игроки взглянули на него снизу, и кто-то ответил:

- Чего же еще остается?

- Да, конечно, - вздохнул Хомяков. - Больше нечего.

-- Последние деньки достукиваем. Как достанем руду, там уж не постучишь.

Хомяков усмехнулся.

- Как же, достанешь с вами. Чуть что, вы уже и размокаете.

- А это уж вы зазря, Владимир Сергеич, - сказал Мацуев, повернув к себе обе ладони с костяшками. Они совсем спрятались в его ладонях, и он разглядывал их, оттопыривая губу. - Разве ж мы одни размокаем? В Лебедях-то, наверно, тоже булькали. Да и на Михайловском руднике.

- Что верно, то верно, - сказал Хомяков. - В Лебедях я сам на часах засекал: пять минут дождик - и размокает.

- Ну так чего ж? - спросил Мацуев. Он говорил с неуловимым превосходством старшего, который, однако, подчиняется мальчишке. - У нас-то все-таки глыбже. И глина не та. И карьер узковат. Еще хорошо, ежели эта история на неделю. А ну как на весь октябрь зарядит?