Г Владимов - Большая руда

- Ага...

- Нет, ты на самом деле?

- Ну сказал же тебе...

Антон взбрыкнул ногами в продранных носках и сел, бросив книгу на тумбочку.

- Хлопцы! - сказал Антон. - Наша планета начинает вращаться в другую сторону.

- Не имеет значения, - сказал Пронякин.

Четверо их соседей зашевелились на своих койках и приподняли головы, разглядывая Пронякина точно впервые. Это были командированные из Курска, приехавшие на месяц монтировать электрооборудование на подстанции. Пронякин их невзлюбил с первого дня, сам не зная почему, и за все время ухитрился не обмолвиться с ними словом. Каждый вечер они аккуратно подсчитывали свои доходы и убытки и считали на пальцах дни, оставшиеся дни до той желанной поры, когда они снова вернутся к своим мотоциклам, и девочкам, и джазикам в шикарном парке "Боевая дача". Может быть, он невзлюбил их за то, что не видел разницы между ними и собою.

Они расшевелились и повытрясли кой-какие денежки, и он своих добавил, не считая, и двое из них куда-то молчаливо сползали и так же молчаливо вернулись с закусками в карманах и с батареей четвертинок в авоське.

- Значит, больше выливать не будешь? - спросил Антон.

- Больше не буду, - ответил Пронякин. - Давно заметил?

- В первый день. Чудак ты, комендант нас не обижает. Он тут с нами и сам выпивал.

- Ладно, - сказал Пронякин. - Не прячь теперь.

- Не буду, Витя. Только ты не надейся, особенно мы тебе загулять не дадим. В меру, понял?

- Хорошо, в меру. Наливай...

Водка булькала и успокаивалась в стакане, и он сморщился, представив себе ее полузабытый керосинный вкус.

- Постой, - сказал Антон. - А ты с чего это вдруг? Что тебя точит? Жинка тебе чего-нибудь написала?

- Написала, что очень любит.

- А... - сказал Антон и внимательно, долго смотрел на Пронякина. Тогда за твою жинку. Только учти, больше одного стакана за жинку не пьют.

- Ладно, - сказал Пронякин. - Поехали.

Он давно не пил и захмелел быстро. Он и хотел захмелеть, чтобы скорее уснуть. И он не слышал, как Антон стащил с него сапоги и одежду и уложил под одеяло. Но поздней ночью он проснулся от неожиданной тишины и понял, что гроза кончилась. Где-то на краю поселка прокукарекал петух. Пронякин поднес к глазам руку со светящимися часами: было половина второго. "Не иначе как распогодится завтра, - подумал он. - А то с чего бы ему горло драть?"

Он прислушался к часам. Они не остановились, они стучали, хотя он забыл их завести.

7

Старожилы юного Рудногорска вспоминают, что утро в тот день было солнечное и с редкими облаками.

Пронякин успел сделать четыре ходки и стал делать пятую. Поднимаясь из карьера, он весело балагурил сам с собою и пел что-то невразумительное, когда вдруг увидел крупные капли на ветровом стекле. У него опять упало сердце. Он прибавил ходу и помчался к отвалу и там опять воевал со щеколдой, вися на подножке и не слыша ругани, которой обкладывали его встречные водители, бледневшие и сворачивавшие в сторону. Он спешил сделать хотя бы еще один рейс.

Но на обратном пути тень большой тучи легла перед ним на дорогу, и, подъезжая к карьеру, он увидел на пустыре несколько машин.

- Шабаш, значит? - спросил он у Федьки.

- Шабаш, - подтвердил Федька. - Впервой, что ли. Вылазь, позагораем.

- А экскаваторы? - спросил Пронякин. - Работают?

Он спросил это просто так, он еще ничего не решил.

- А что машинистам-то? Им не ездить.

Пронякин мгновение помолчал. Он слушал, как ровно шумит двигатель и как тяжелые капли барабанят в пустом кузове. Потом он потянулся к рычагу скоростей и медленно убрал ногу с педали сцепления.

- Куда ты? - заорал Федька.

- Сделаю покамест одну ходку, - ответил Пронякин, не оборачиваясь. - А там поглядим.

- А чего глядеть-то?

Федька шел рядом с машиной.

- Ты едешь со мной, что ли?

- Что ты, я машины своей не губитель. И себе не губитель. И тебе бы тоже не советовал...

Все вдруг осталось позади. Пронякин спускался вниз по бетонке, уже покрывшейся прозрачным лаком. Навстречу ему выезжали последние машины, и карьер быстро пустел. Лишь стрекотал одинокий бульдозер да взрывники колдовали у своих буровых станков, напоминающих треноги зенитных пулеметов. Его "МАЗ" был единственной машиной, которая в этот час въезжала в карьер.

С колотящимся сердцем он прошел два витка, миновал опасное место у рыжего глиняного пласта, где крупные комья обрушились со склона и завалили полширины дороги, и стал, плавно заворачивая, спускаться к свинцово-голубым массивам келловея. Экскаватор стоял в знакомом забое, совсем расплывшийся в кисее дождя. Поодаль маячила согбенная фигура Антона. Он тащил, взвалив на плечо, толстые, черные, лоснящиеся провода. Должно быть, он готовился отключить моторы.