Анатолий Агарков - Самои. Сборник рассказов и повестей

– Никакого самочинства, – голос Демьяна витал над столом, – Тебя, как председателя, за такое в районе по головке не погладят. Мы его и так, по закону достанем. Надо только правильно бумагу составить. В девятнадцатом году батька-то его с беляками путался. На фронте ему и сказали наши последнее слово. А сам-то он по лесам шнырял, должно быть, в банде у Лагутина обретался.

– Ну-ну.… Расскажи! – Игнат уронил голову на руки и вновь тяжело поднял. – В банде?

Попов некоторое время молчал, собираясь с мыслями, а затем стал рассказывать.

Наехали казаки в деревню харчами запастись да и заночевали. Делили добро, награбленное у башкирцев.

Петька, брат, возьми да и спроси:

– За что бедных башкирцев убиваете? Люди же.

– Они, мужик, татарва немытая, – говорит Лагутин. – Ты что, с ними в родстве?

– Неужели вы, господин казак, их за людей не считаете за то, что они Магомету поклоняются?

– А ты сам-то чей будешь?

– Я с ними торги веду. Я им хлеб, они мне кожи да мясо, да мало ли чего.

– Ага! Ну-ка, хлопцы, всыпьте этому другу магометцев сто плетей.

Сотню он не выдержал, похворал немного и помер.

– Ну и что, Фёдор этот с ними был?

– Не видел.

– То-то, что «не видел».

Да ты не убивайся так, – хлопнул Демьян приятеля по плечу. – Надежда – хлеб несчастливца.

– Это я-то несчастливый? – встрепенулся Игнат. – Да ты же, Косоротый, первый, мне завидуешь, от своей хромоножки отворачиваешься на мою басеньку заглядываешься.

Попов отшатнулся, обиженный за колченогую от рождения жену и деревенское своё прозвище, буркнул, хлебнув самогона:

– Твоя басенька не по тебе сохнет, не для тебя цветёт.

– Как это?

– Таких баб знаешь, как держать надо? – Демьян сжал кулак перед носом Дергалёва. – А ты – хлюпик, сопли со слезой мешаешь да жалишься, ждёшь, когда она на стороне натешится, да к тебе вернётся.

– Это я хлюпик? На стороне тешится? – Игнат пошарил вокруг себя взглядом, подхватился из-за стола и ринулся в спальню, на ходу выдёргивая ремень из брюк. – Запорю паскуду!

Кровать была пуста. Мужики растерянно топтались на месте, оглядывая сумрачные углы и друг друга.

– Я знаю, где искать, – нашёлся Демьян. – Айда к Шаминым.

Испуганная Татьяна распахнула калитку непрошенным гостям, отступила к крыльцу:

– Засветло уехал. Вон смотрите – ни лошади, ни телеги – нет Фёдора.

Демьян покликал приятелей. В двухместный ходок взгромоздились шестеро мужиков и погнали по волчанской дороге самого резвого ТОЗовского скакуна.

Беглецов настигли в ночном лесу. Скакун резко заржал и встал на дыбы, ткнувшись в Фёдорову телегу. Матрёна вскрикнула и в чащу. Агаркова мужики стащили с телеги, свалили в грязь и принялись пинать, матерясь, толкаясь и мешая друг другу.

Когда замешательство прошло, Фёдор сумел подняться, привалился спиной к берёзе и некоторое время терпел град ударов, прикрывая руками голову. А потом изловчился и стукнул одного, стукнул другого, и пошла кутерьма. Сильный и злой, он бил нападавших наотмашь, и те кубарем летели прочь, не сразу вставали и уже без прежнего энтузиазма подступали вновь.

– Ножом его надо, ножом, – рычал Демьян. – У кого нож?

– Обронил я его, – гнусил Дергалёв.

Фёдор зацепился за эту мысль.

– Всё, мужики, сейчас я вас буду резать, – сказал он не громко, но твёрдо.

Соломатовцы дружно попятились. Кто-то прыгнул в ходок, попытался развернуть скакуна на узкой дороге.

На Фёдора нашёл кураж:

– И лошадь зарублю и тарантас сломаю.

Скакун будто от слов его заржал дико, дёрнулся, затрещали оглобли. Ходок ударился о пенёк колесом, оно подломилось, ходок перевернулся. Скакун, оборвав постромки, умчался в ночь. Следом соломатовские мужики дружно зачавкали чуть прихваченной ночным морозцем дорожной грязью.

Когда стихли их топот и голоса, Фёдор разжал онемевшие кулаки, попытался успокоиться. Болели битые рёбра, пылала щека под глазом, больших увечий он не ощутил.

– Матрёна, – позвал тихо.

И из темноты совсем рядом:

– Я здесь, коханый….

Вторую неделю колесил по увельским весям уполномоченный Челябинского облземотдела по делам коллективизации Иван Артемьевич Назаров. Выступал перед казаками, крестьянами, агитировал за колхозы. В помощники Увельский райком партии определил ему бывшего председателя Соколовской казачьей коммуны Константина Алексеевича Богатырёва, человека в районе известного ещё со времён Гражданской войны и особо уважаемого в станицах.