Евгений Замятин - Островитяне

- Послушайте, дорогая, вы бы посидели и почитали. Нельзя ведь так.

- Не могу же я - без пенсне,- отмахивалась миссис Дьюли и опять бежала наверх к больному.

Вероятно, потому что она была без пенсне - Кембл сквозняка в ее присутствии отнюдь не чувствовал и, когда у него дело пошло на поправку охотно и подолгу с ней болтал.

Впрочем, "болтал" - для Кембла означало скорость не более десяти слов в минуту: он не говорил, а полз, медленно култыхался, как тяжело нагруженный грузовик - трактор на широчайших колесах.

Миссис Дьюли все старалась у него допытаться относительно приключения с автомобилем.

- ...Ну да, ну хорошо. Но ведь видели же вы тогда автомобиль, ведь могли же вы сойти с дороги - так отчего же не сошли?

- Я... Да, я видел, конечно... - скрипели колеса. - Но я был абсолютно уверен, что он остановится - этот автомобиль.

- Но если он не мог остановиться? Ну, вот просто - не мог?

Пауза. Медленно и тяжело переваливается трактор - все прямо - ни на дюйм с пути:

- Он должен был остановиться... - Кембл недоуменно собирал лоб в морщины: как же не мог, если он, Кембл, был уверен, что остановится! И перед его, Кембла, уверенностью - что значила непреложность переломанных ребер?

Миссис Дьюли шире раскрывала глаза и приглядывалась к Кемблу. Где-то внизу вздыхал опрокинутый поезд викария. Приливали сумерки, затопляли кровать Кембла, и скоро на поверхности плавал - торчал из-под одеяла только упрямый квадратный башмак (башмаков Кембл не согласился снять ни за что). С квадратной уверенностью говорил - переваливался Кембл, и все у него было непреложно и твердо: на небе - закономерный Бог; величайшая на земле нация - британцы; наивысшее преступление в мире - пить чай, держа ложечку в чашке. И он, Кембл, сын покойного сэра Гарольда Кембла, не мог же он работать, как простой рабочий, или кого-нибудь просить,- ведь ясно же это?

- ...Платили долги сэра Чарльза, прадеда. Платил дед, потом отец - и я. Я должен был заплатить, и я продал последнее имение, и я заплатил все.

- И голодали?

- Но ведь я же говорил, ясно же, не мог же я... - Кембл обиженно замолкал.

А миссис Дьюли - она была без пенсне - нагибалась ниже и видела: верхняя губа Кембла по-ребячьи обиженно нависала. Упрямый подбородок - и обиженная губа: это было так смешно и так... Взять вот и погладить:

"Ну-у, миленький, не надо же, какой смешной..."

Но вместо этого миссис Дьюли спрашивала.

- Надеюсь, вам сегодня лучше, Кембл? Не правда ли: вы уже свободно двигаете рукой? Вот подождем, что завтра скажет доктор...

Утром приходил доктор, в сюртуке, робкий и покорный, как кролик.

- Что ж, натура, натура - самое главное. Извините: у вас великолепная натура...- бормотал доктор, смотрел вниз, в сумочку с инструментами, и в испуге ронял ее на пол, когда в комнату с шумом и треском вторгался адвокат О'Келли.

От ирландски рыжих волос О'Келли и от множества его размахивающих рук в комнате сразу становилось пестро и шумно.

- Ну, что же, Кембл, уже починились? Ну, конечно, конечно. Ведь у нас, англичан, головы из особенного материала. Результат бокса. Вы боксировали? Немного? Ну вот, ну вот...

Напестрив и нашумев, только под самый конец О'Келли замечал, что у него расстегнут жилет и что пришел он, в сущности, по делу: владелец автомобиля готов был немедленно уже уплатить Кемблу сорок фунтов.

Кембл не удивлен был нимало:

- О, я был уверен...

Он попросил только перо и бумагу и на узком холодновато-голубом конверте миссис Дьюли написал чей-то адрес.

Через два дня пришел ответ И когда Кембл читал - миссис Дьюли опять вспомнила о пенсне: вдруг вот сейчас занадобилось пенсне, беспокойно обшаривала комнату в десятый раз.

- Надеюсь, вам пишут хорошее. Я видела - почерк женский... - Миссис Дьюли усиленно рылась в аптечном шкафчике.

- О да, от матери. Я писал о деньгах. Теперь она сможет устроиться прилично.

Миссис Дьюли захлопнула шкафчик:

- Вы не поверите - я так рада, так страшно за нее рада! - Миссис Дьюли была рада в самом деле, это было видно, на щеках опять был румянец.

За завтраком миссис Дьюли, глядя куда-то мимо викария - может быть, на облака,- вдруг неожиданно улыбнулась.

- Вы в хорошем настроении сегодня, дорогая .- Викарий показал две золотых коронки.- Вероятно, ваш пациент, наконец, поправляется?

- О да, доктор думает, в воскресенье ему можно будет выйти...

- Ну вот и великолепно, вот и великолепно! - Викарий сиял золотом всех восьми коронок.- Наконец-то мы опять заживем правильной жизнью.