Николай Зарудин: Тридцать ночей на винограднике

Поджигатель смотрит на нее, хмуря брови. Он всегда смотрит так, когда разговаривает с женщинами. Овидий довольно расцветает под взглядами девушки.

- Я приду к тебе караулить, Аня, - говорит он: - Мы с тобой будем пугать медведей. Хорошо?

- Че-го? Ишь, выдумал! Да ты испугаешься. - Она склоняет голову набок, и я замечаю, как хороша ее шея, необыкновенной чистоты. - До свиданьица! говорит она, поднимая ружье и закидывая его за плечо. Она поворачивается, как будто совсем равнодушно. - Приходи есть арбузы! - неожиданно кричит

она Овидию, и мы снова видим ее лицо в розовых пятнах.

Овидий посылает ей воздушный поцелуй. Она уходит, высокая и светлая, как день.

- Славная девушка, - произносит профессор и недоуменно смотрит на арбуз свинцевеющим взглядом. - Да-с.. Ну, вот мы и поели.

Он весь покрывается легкой грустью. Я разглядываю ее тайный смысл. "Ну, что, собственно, нужно человеку?" - грустят глаза профессора. И легкая отрыжка покрывает российскую послеобеденную философию дымкой элегии.

Полминуты.

- Что нужно человеку? - кричу я, вскакивая и вытирая рот. - Что нужно человеку, неисправимый Овидий?

- Человеку нужно, - в тон мне выкрикивает сразу смекнувший Лирик, кусочек хлеба, да каплю молока... да это небо, да эти облака! Тра-та-та-та...

Профессор ничего не понял, и мы пошли дальше долиной Дюрсо, обнявшись с Лириком и разговаривая о медведях. Овидий часто оглядывался назад: там, вдали от соломенного шалаша поднимался слабый синий дымок.

А Поджигатель ковылял за профессором в своих огромных стоптанных башмаках.

Повествование третье

ВИНО СОЗДАЕТ ДОБРОДЕТЕЛИ

"Северо-западное побережье Кавказа представляет собою одну из лучших в мире местностей для разведения виноградников. На юго-западных склонах Кавказа открыта новая Калифорния для вина.

Из докладной записки начальнику округа агронома Ф. И. Гейдука. 1870 год.

--------------

- Все оберегли. Ничего не отдали. Все под наганами отстояли - все драгоценности наши: золото чистое, бруллианты...

Заслуженный рабочий Абрау А. Н. Фокасьев. 1930 год.

4

Сегодня я впервые увидел Директора. Он стоял, как военачальник, окруженный свитой, поддергивая широкие серые штаны и почесываясь под мятой сорочкой, приподнятой добродушною силой спящих грудных мускулов. Он чрезвычайно любезен с профессором. Две свободных запонки у его степной шеи и забавный картузик не говорят ничего. Этот человек видывал виды, в нем ленивое простодушие полководца. Они всегда обманчивы в жизни, - нас не проведешь, товарищ Директор. Где есть сила и уверенность, там разговаривает любезность...

Поджигатель имеет возле него вид начальника штаба при командующем войсками. Он ласково представил меня и шутливо отрекомендовал "как марксиста". Директор перебросился со мной несколькими словами, подмигнул Овидию и, хлопнув Поджигателя

по плечу, быстро поднялся по лестнице. Спина его мелькнула осанкой волжского грузчика. И вся свита потянулась за ней. А у профессора долго не сходила с лица удовлетворенная элегическая улыбка. Он заметно повеселел и говорил таинственно: они, собственно, давно знают друг друга и встречались в центре на специальных комиссиях; сегодня у них был длинный разговор; Директор прекрасно ориентирован в вопросах местного виноделия; в известных пределах, конечно... Профессор подчеркнул последние слова. Он жалеет, что прежде у них бывали кое-какие разногласия...

Лицо профессора туманилось дымовой завесой. Я ее заметил сразу: тут что-то есть, велосипедист заметно сбавил ход сегодня у лестницы управления, шины слишком мягко и вяло шуршали по гравию. Мне показалось даже, что никелированный руль завилял из стороны в сторону. Профессор взял педали только в вопросе о норд-остах. Здесь я заметил, как он стал обдувать нас ветром быстрого хода, а Директор - почесывать пах, поддергивая широкие брюки. Но и это показалось мне внушительным: Директор на этих холмах стоял, как Наполеон под Аустерлицем.

Я вышел к виноградникам в самый кипящий жар, когда солнце слепило до черноты. Хорошо бы встретить здесь китайца Жан-Суа, но я слышал, что он работает на другом участке. Он караулит Магеллатову Корону - виноградные сады, искусно посаженные в честь последнего императора на плоскости покатой горы. Там виноград поспевает ранее всех - синие, белые, розовые и дымчатые сорта Пино, созвездья букета шампанских бутылок. Они первые покатятся с каменных дорог к прессам шампанского подвала. Фролов-Багреев, профессор химик и шампанист, приезжает на-днях из Краснодара. Директор послал ему телеграмму: я сам читал ее у разговорчивого почтаря, похожего на станционного смотрителя.