Макаровна благословила Дуню и сама перекрестилась.
Дуня вышла с узлом в руках и пошла по улице, гордясь тем, что она несет заказчику свою работу. Но по мере того, как она отдалялась от дома и, попадая в группы пешеходов, двигавшихся по тротуарам, замечала вокруг себя чужие, озабоченные и неприветливые лица, – чувство беспокойства начинало овладевать ею. Хорошо ли она сделала, что взяла работу, не сказавши отцу? Хорошо ли, что ушла из дому, не сказавшись? Положим, Петя остался на попечении Макаровны, а Вася в школе, но что если папенька вернется со службы и не застанет ее дома? И хотя Макаровна уверяла, что заказчик живет недалеко, и она успеет десть раз сходить и вернуться, прежде чем придет отец, Дуне казалось, что отец все-таки придет раньше, не застанет ее дома, и она уже не могла себе представить, что из этого произойдет. Но как было сказать отцу? Ведь она целые две недели думала о том, какую неожиданность приготовит ему, когда вдруг отдаст заработанные деньги! И Макаровна сказала, что так лучше, чтобы папенька не знал, а Макаровна добрая, хорошая, и худого она бы ни за что не позволила сделать.
При переходе через улицу Дуне показалось, что стоявший на углу городовой, пристально посмотревши на нее, пошел сзади. «А что как он меня сведет в участок, подумает, что я воровка?» – пришло в голову Дуне, и она, перебежавши улицу, оглянулась. Городовой стоял на прежнем месте. Около одного дома стояла толпа мальчишек, и Дуня перебежала на другую сторону, боясь, что мальчишки отнимут узел. Какой-то плохо одетый человек долго шел рядом с нею, и Дуне почему-то вообразилось, что он вор, и она пустилась бежать от него. Измученная опасениями и страхами, уставшая, вся в поту, с выбившимися из-под платка и прилипшими ко лбу прядями волос, Дуня разыскала по адресу дом и стала подниматься по лестнице.
Сердце ее шибко билось, когда она, приподнявшись на цыпочки, дернула за звонок у двери, на которой была дощечка с надписью: «Владимир Иванович Громашов».
Дверь открыла горничная.
– Дома г. Громашов? – дрожавшим голосом спросила Дуня.
Горничная с удивлением посмотрела на маленькую швею.
– Дома, а что нужно?
– Скажите, рубашки принесли.
– Хорошо. Погодите.
Горничная впустила Дуню в переднюю и пошла во внутренние комнаты. Дуня встала в уголок, у двери, держа узел в руках. Послышались шаги, и на пороге показался господин с черной бородой.
– Эге, какая маленькая, – сказал он, – поди-ка сюда к свету!
Господин открыл дверь в комнату и поманил Дуню. Та вошла.
– А что же старушка? Ведь я ей заказывал, – спросил Громашов, наблюдая, как Дуня развязывает узел и вынимает рубашки.
– Макаровна больна, – отвечала Дуня.
– Она не мать ваша?
– Нет. Моя маменька умерла.
– Ах, бедная! Ну, покажите!
Г. Громашов взял рубашку, отнес к окну и стал рассматривать.
– Хорошо, – сказал он, – я сейчас примерю!
Он вышел в другую комнату. Дуня осталась в гостиной, у дверей, с любопытством осматривая предметы, большей частью неизвестные ей. Во-первых, ей бросился в глаза большой, в форме груши на трех ножках, предмет из черного дерева, похожий на комод. Дуня вспомнила, что однажды на улице она видела, как такую же вещь несли мужики. У подъезда дома мужики поставили ношу на тротуар, один из них открыл крышку, и ей представился длинный ряд черных и белых пластинок. «Сыграй, сыграй, Семен!», крикнули другие мужики. Семен огромным закорузлым пальцем стал тыкать в пластинки, и они издавали мелодические звуки. «Хо-хо-хо! – захохотали мужики, – вот так роль»! Тыкавший пальцем осклабился, очевидно, довольный своей игрой.
«Это тоже роль, музыка такая, – объяснила себе Дуня, – а это что?»
Она смотрела теперь на четырехугольный стеклянный ящик, стоявший у окна. В ящике была вода и плавали маленькие рыбки.
Не успела Дуня сообразить, для чего бы мог служить этот ящик, как дверь отворилась и вошел г. Громашов.
– Вот что, милая, – сказал он, – сшито недурно, я доволен (щеки Дуни залились румянцем), только мне кажется, что ворот немного широк.
Дуня побледнела. Ноги ее подкосились.
– Ши-широк? – прошептала она.
– Да. Мне кажется. Вы скажите, пожалуйста, старушке, которая шила, чтобы она как-нибудь зашла исправить.
– Макаровна не шила, – робко отозвалась Дуня, – я шила.
– Вы?
Г. Громашов подошел ближе и даже немного накренился, чтобы рассмотреть маленькую швею.
– Да сколько же вам лет? – спросил он.
– Девять, – отвечала Дуня, – я умею шить; если ворот широк, позвольте, я возьму назад, перешью.
Читать дальше