Рисположенский.Как не понимать! Что вы, Лазарь Елизарыч, маленький, что ли, я! Пора понимать!
Подхалюзин.Да что вы понимаете-то? Вот дела-то какие-с. Вы прежде выслушайте. Приезжаем мы с Самсоном Силычем в город, и эрестрик этот привезли, как следует. Вот он пошел по кредиторам: тот не согласен, другой не согласен; да так ни один таки и нейдет на эту штуку. Вот она какая статья-то.
Рисположенский.Что вы это говорите, Лазарь Елизарыч! А! Вот поди ж ты! Вот народ-то!
Подхалюзин.Как бы нам теперича с эстим делом не опростоволоситься! Понимаете вы меня али нет?
Рисположенский.То есть насчет несостоятельности, Лазарь Елизарыч?
Подхалюзин.Несостоятельность там сама по себе, а насчет моих-то делов.
Рисположенский.Хе-хе-хе… то есть дом-то с лавками… эдак… дом-то… хе-хе-хе…
Подхалюзин.Что-о-с?
Рисположенский.Нет-с, это я так, Лазарь Елизарыч, по глупости, как будто для шутки.
Подхалюзин.То-то для шутки! А вы этим не шутите-с! Тут не то что дом, у меня теперь такая фантазия в голове об этом предмете, что надо с вами обширно потолковать-с! Пойдемте ко мне-с. Тишка!
Те же и Тишка.
Подхалюзин.Прибери тут все это! Ну, пойдемте, Сысой Псоич!
Тишка хочет убирать водку.
Рисположенский.Постой, постой! Эх, братец, какой ты глупый! Видишь, что хотят пить, ты и подожди. Ты и подожди. Ты еще мал, ну так ты будь учтив и снисходителен. Я, Лазарь Елизарыч, рюмочку выпью.
Подхалюзин.Пейте, да только поскореича, того гляди, сам приедет.
Рисположенский.Сейчас, батюшка Лазарь Елизарыч, сейчас! (Пьет и закусывает.) Да уж мы лучше ее с собой возьмем.
Уходят. Тишка прибирает кое-что; сверху сходят Устинья Наумовна и Фоминишна. Тишка уходит.
Фоминишна.Уж пореши ты ее нужду, Устинья Наумовна! Ишь ты, девка-то измаялась совсем, да ведь уж и время, матушка. Молодость-то не бездонный горшок, да и тот, говорят, опоражнивается. Я уж это по себе знаю. Я по тринадцатому году замуж шла, а ей вот через месяц девятнадцатый годок минет. Что томить-то ее понапрасну. Другие в ее пору давно уж детей повывели. То-то, мать моя, что ж ее томить-то.
Устинья Наумовна.Сама все это разумею, серебряная, да нешто за мной дело стало; у меня женихов-то что кобелей борзых. Да ишь ты, разборчивы очень они с маменькой-то.
Фоминишна.Да что их разбирать-то! Ну, известное дело, чтоб были люди свежие, не плешивые, чтоб не пахло ничем, а там какого ни возьми – все человек.
Устинья Наумовна (садясь). Присесть, серебряная. Измучилась я нынче день-то деньской, с раннего утра, словно отымалка [16] Отымалка – кухонная тряпка для горячей посуды.
какая, мычуся. А ведь и проминовать ничего нельзя, везде, стало быть, необходимый человек. Известное дело, серебряная, всякий человек – живая тварь; тому невеста понадобилась, той жениха хоть роди, да подай, а там где-нибудь и вовсе свадьба. А кто сочинит – все я же. Отдувайся одна за всех Устинья Наумовна. А отчего отдувайся? Оттого, что так уж, видно, устроено, – от начала мира этакое колесо заведено. Точно, надо правду сказать, не обходят и нас за труды: кто на платье тебе материи, кто шаль с бахромой, кто тебе чепчик состряпает, а где и золотой, где и побольше перевалится, – известно, что чего стоит, глядя по силе возможности.
Фоминишна.Что говорить, матушка, что говорить!
Устинья Наумовна.Садись, Фоминишна, – ноги-то старые, ломаные.
Фоминишна.И-и, мать, некогда! Ведь какой грех-то: сам-то что-то из городу не едет, все под страхом ходим; того и гляди, пьяный приедет. А уж какой благой-то, Господи! Зародится же ведь эдакой озорник!
Устинья Наумовна.Известное дело: с богатым мужиком, что с чертом, не скоро сообразишь.
Фоминишна.Уж мы от него страсти-то видали. Вот на прошлой неделе, ночью, пьяный приехал: развоевался так, что на́-поди. Страсти, да и только! Посуду колотит… «У-у! – говорит, – такие вы и эдакие, убью сразу!»
Устинья Наумовна.Необразование.
Фоминишна.Уж и правда, матушка! А я побегу, родная, наверх-то – Аграфена-то Кондратьевна у меня там одна. Ты как пойдешь домой-то, так заверни ко мне, – я тебе окорочок завяжу. (Идет на лестницу.)
Устинья Наумовна.Зайду, серебряная, зайду.
Подхалюзин входит.
Читать дальше