Анатолий Злобин - Бонжур, Антуан !

- Сразу так не получается, вы уж не сердитесь...

Иван перевел мой вопрос и ответил:

- Он говорит, что в ихнем отряде было двадцать два человека, и они сделали семнадцать саботажей, по-нашему, дать прикурить, так? А потом Борис научился хорошо говорить по-ихнему и даже ругался, будто валлонец, и его забрали в особенную диверсионную группу. С тех пор Луи с ним больше не встречался, он даже не знал, где укрывалась эта группа. Поэтому я не мог рассказать тебе про твой вопрос, - странная русская речь Ивана то и дело коробила мой слух, но еще больше удивляло меня то, что он говорил.

Итак, ответ сам собой проясняется. Отец попал в особый диверсионный отряд, и обстоятельства его гибели им неизвестны, в этом все дело.

- Кто же командовал этой особой группой?

- Та группа существовала в скрытом виде, никто про них не знал, только генерал Пирр. Теперь его похоронили. А Луи будет рассказывать тебе за те семь месяцев, когда они познакомились и вместе били бошей. Борис был отчаянным, не знаю, как это сказать по-нашему, - простоволосым, потому его все время приходилось удерживать, чтобы он не потерял своей головы. Они ходили на страшные саботажи, и Борис всегда был впереди.

- Ах, Иван, - вырвалось у меня. - Что бы я без вас делал. Летел и думал: как буду здесь разговаривать. Но мне, право, неловко, приходится отрывать у вас столько времени...

- Не беда, - растаял Иван. - Только я, наверное, забыл свой язык, потому что жил в деревне, но я буду стараться. Это нужно для нашей родины, я всегда готов за нее пострадать. Я и в этих иностранных лесах страдал, не жалея сил. А что я получил? Сейчас я почти безработный человек.

- Вас уволили? - встревожился я.

- Я мастер по дереву. Столяр. У меня небольшая мастерская. Но сейчас работы стало совсем мало. А жизнь дорожает. Меня многие сторонятся, потому что я люблю нашу родину и всегда говорю за нее правду. А здесь я есть эксплуатированный и закован в цепи капиталистических стран.

ГЛАВА 3

- Давай, старик, выкладывай, - требовал я, обнимая рыжего. - Ты хороший старик, но сначала давай выкладывай.

Я был навеселе, в голове позванивало, но нить мыслей я не терял и поспевал всюду. Говорили одновременно в четырех углах, и везде мне было место.

Сейчас на очереди у меня рыжий, так я мысленно окрестил его, хотя он вовсе и не был рыжим. У него сложное имя, которое я никак не мог запомнить. Он сидел на диване у окна, я подвалился к нему.

- Бон санте, - ответил рыжий, поднимая бокал с вином.

- Давай санте, - согласился я. - А я слово дал, что до всего докопаюсь. Знаешь, кому - самому президенту.

- О, президент! - рыжий, конечно, не понимал меня, но слушал внимательно и улыбался.

Он выпил и растаял, язык у него вмиг развязался.

- Тогда он положил на стол кусок хлеба и пистолет, - добросовестно переводил Иван. - А Борис стоял перед столом. Но пистолет был не заряжен, так что он не боялся. И он отошел к окну - для хитрости. А сам смотрит, что этот русский сначала схватит? Если возьмется за хлеб, значит, его боши послали. И что же, ты думаешь, он схватил?

- Конечно, пистолет, - с восторгом угадал я.

- Да, он схватил пистолет. А ведь сам был худой, как палка. И он повернулся к этому русскому и засмеялся: "Ты меня не убьешь, там пустая пуля". Чужой его не понял и не выпускал пистолет. И он подумал: "Это большой человек. Он пришел в свободную страну. Он может остаться здесь, никому не служить и быть свободным. Но он хочет драться с ботами, потому что он большой человек". Тут чужой увидел, что его пистолет пустой, и тоже засмеялся. И он сказал: "Совьет, Моску". Но он и без того знал, что это русский, ему утром дали звонок из префектуры, что двое русских сделали побег из шахты и их надо ловить. Но он не такой плохой человек, чтобы выдавать русских для бошей. Он служил тогда полицейским, но сердце его было с партизанами. "Совьет - это бон, - сказал он русскому, - положи пистолет и ешь хлеб". Они с ним поужинали, выпили вина, и он повел его к попу, потому что поп понимал русский язык. Борис очень хорошо ел, он хотел много есть.

- Едем к попу, - я вскочил с дивана, - пусть священник расскажет дальше.

- Антуан звонил к кюре, - остановил меня Иван. - Он уже спит. Кюре рано ложатся спать, потому что им делать нечего, - Иван тоже был на взводе, но держался молодцом, по-партизански.

- Он хочет опять выпить этот напиток, - продолжал Иван, кивая на рыжего. - Он рад, что Антуан пригласил его сюда, он давно никому не рассказывал об этом. Он положил на стол кусок хлеба и пистолет, он нарочно так сделал...