- Я же говорю - ты дикарь, - разнеженно констатировала Ева. Она полулежала, откинувшись на спинку удобного кресла. - Тебе и устрицы не нравятся.
- Устрицы! - возмутился он. - Что там может нравиться? Сопля в ракушке. Вот у нас, бывало, в Протвино...
- Ну, началось! Во-первых, не в Протвино, а в Протвине, я тебе тысячу раз говорила, грамотей несчастный... Мне нравится: у них в Протвине! Ну просто диву даюсь!.. Нет, ну откуда это? - Она повторила, дразня: - У них в Протвине! Тоже мне пуп земли! Протвино! Законодатель мод! И вкусов!
Мурик недовольно засопел - по-видимому, собираясь с мыслями для достойного ответа.
Неслышно появился низкорослый служитель.
- Хуа? - деловито переспросил метрдотель, когда тот шепнул ему что-то. Хинцы?
Служитель утвердительно кивнул и пояснил:
- Кариц хуару ганциг. Кариц царуг.
- Кариц дуци-и-иг, - неодобрительно протянул метрдотель, а потом приказал: - Кариц прициг!..
Служитель кивнул и также бесшумно удалился - медленная тень, плывущая в зеленоватом струении благовоний.
Ева ласково взглянула на фарфоровый кувшинчик. Официант безмолвно наполнил чашечку.
- Всякую дрянь жрать - большого ума не надо, - заметил Мурик. - Это у них с голодухи. Если нормальной хавки нет, так и кузнечиков начнешь трескать. Вон Сявый с пацанами в "Пекине" червяков жрал. И мне заказал, урод... Чуть не стошнило... а разве откажешься?.. Не знаю... Нет, а на фиг надо? - оживился он. - Мать, бывало, напечет пирогов. Другое дело. С луком - раз! - загнул мизинец. - С картохой - два!.. Как навернешь со сметанкой!.. - Разочарованно цыкнул и заключил: - Тоже мне - цыхуциг!
Ева рассмеялась.
- Повторил! Ты обучаем, Мурочка. Тебе бы глаза поуже, росту поменьше... и разносил бы тут обезьянок как миленький! Ага, Муренок?
Мурик хмыкнул. Неторопливо налил себе водки.
- А что, - вздохнул он, выпив. - Ко всему привыкаешь.
- Тебе бы хватит, - наставительно заметила Ева.
Убедившись, что она не собирается продолжить фразу, метрдотель поклонился и залопотал, странно кося глазами:
- Простите, госпожа... Прошу прощения, господин... Позвольте угостить вас, госпожа... Это харцин... это входит в церемонию. За счет заведения, госпожа... Пожалуйста, господин.
- Что это? - подозрительно спросил Мурик.
- Бери, бери, - приободрила она. - Не отравят.
Улыбаясь, Ева тоже взяла с подноса синюю пиалу.
Поверхность парящего напитка маслено колыхнулась, мгновенно исказив отражение двух золотых драконов. Голова закружилась от пряного аромата горячей жидкости. Первый глоток ей понравился: хотелось пить еще и еще - цедя по капле, ловя сладостные оттенки густых цветочных запахов... мир начал радостно покачиваться... хотелось еще, еще...
Метрдотель ловко вынул пиалу из ее готовых разжаться пальцев.
Ей нужно было возмутиться!.. Крикнуть: "Мурик!.."
Но пространство вокруг уже трепетало, превращаясь в переливающееся переплетение жемчужных воронок.
6
Справа что-то влажно цокнуло.
Она открыла глаза.
Свет был тусклым.
В полуметре от нее, по-стариковски сгорбившись и обхватив лапами колени, большая черная обезьяна сидела на низком стуле, горестно раскачиваясь, как на молитве. Золотая цепочка на шее моталась из стороны в сторону.
Ева зажмурилась - зажмурилась изо всех сил.
Конечно, этого не может быть! Этого не может быть по многим причинам. Во-первых, обезьяна не должна сидеть на стуле - по крайней мере живая. Во-вторых... во-вторых, это сон. Просто глупый и страшный сон. А на самом деле они еще идут, идут по тротуару... скоро она увидит горящую огнем вывеску ресторана и скажет: "Хочу сюда!" А Мурик ответит: "Кукленочек, ну что ты гонишь? Что это за место? Опять какой-нибудь дрянью накормят. Давай-ка лучше в "Бочку". Нет, ну а что? - мясца, севрюжки..." И тогда она не станет капризничать и настаивать на своем, а скажет, нежно беря его за руку: "Конечно, милый!.. Ты прав - мне здесь тоже не нравится!.." Да, именно так. А то, что ей сейчас мельком привиделось, - так это просто сон. Или бред. Конечно. Наверное, она заболела. Ей мерещится. А на самом деле она не здесь. На самом деле они идут по тротуару, сейчас она увидит вывеску ресторана, но не...
- Йа-а-а-а! - негодующе проревела обезьяна.
Ева вздрогнула и снова раскрыла глаза.
Подвал был залит желто-серым светом потолочной лампочки, забранной стальным намордником.
Сорвавшись со стула, обезьяна металась от стены к стене, как будто не находя себе места. Скачки сопровождались резкими звуками - цоканьем, скрежетом когтей по бетону, хрипом; вот она задела стул, и он с грохотом повалился; а тень ее сигала со стены на стену совершенно беззвучно, и это было еще жутче. Вдруг, словно осознав бессмысленность своих действий, обезьяна остановилась как вкопанная; вот медленно села на пол и помотала башкой; протяжно завыла в припадке отчаяния, по-собачьи задирая морду к потолку; потом повернула голову, и ее круглые желтые глаза встретились с глазами Евы.
Читать дальше