Так продолжалось минуты три.
- Дорогие гости, - торжественно сказал метрдотель, как только они смолкли. Певец тяжело дышал и мелко кланялся. - Вы видели серемония. Серемония цыхуциг три тысяся лет. Певец пел боевую песню. Он пел, что царь должен есть мозг, а не печень, потому что сила не в печени, а в мозге. Церемония цыхуциг кончена. Вы можете приступить к еде. Пожалуйста.
Отступив, метр махнул рукой, и официант с некоторой натугой поставил клетку на стол. Затем раскрыл дверцу, сунул руки внутрь и сделал несколько неуловимо быстрых движений. Что-то щелкнуло. Обезьяна дико завизжала. Ее голова оказалась зажатой в специальное устройство: теменная часть черепа высовывалась из клетки, затыкая собой круглое отверстие.
Ева ахнула и сморщилась.
Обезьяна схватилась за прутья, силясь вынуть голову из западни. Она хрипло скулила и остервенело трясла прочную клетку.
Официант мягко отступил, и вдруг в руках у него оказался небольшой серебряный топор.
- Цыхуциг! - воскликнул метрдотель, молитвенно складывая руки. - Это очень важный момент, дорогие гости. Вам понадобится некоторая торопливость: как только служитель срубит обезьяне макушку, нужно немедленно посыпать мозг пряностями и есть. Видите эти склянки? В них соль, перец, тертая трава ахуль и соус карциг. Ложечки лежат справа от ваших тарелок. Дайте знак, когда вы будете готовы.
Официант занес топор и замер.
Очевидно, уяснив, что лишь причиняет себе лишние страдания, обезьяна тоже замерла. Она часто облизывалась, а когда пыталась свирепо ощериться, густая перламутровая слюна пузырилась между зубов. Шерсть на загривке стояла дыбом.
- Вы чего, мужики? - спросил Мурик, приподнимаясь. - Вы чего?! Ну-ка дай сюда!
Официант отскочил.
- Подожди, - сказала Ева.
Побледнев, она смотрела на зверя. В углах диких желтых глаз выступила влага, а сами они подернулись белесой пленкой.
- Что с тобой, милый? - спросила она ласково. - Подожди. Сядь. Это такое блюдо. Церемония цыхуциг. Ты не понял?
Мурик помотал головой.
- Ладно, хватит прикалываться. Пошли, - сказал он, поднимаясь и беря пиджак. - Посчитайте. Только быстро.
- Не бусесе? - заискивающе спросил метрдотель.
Ева мельком взглянула на клетку. Поймав ее взгляд, обезьяна вытянула мокрые губы дудочкой и неприятно проскрежетала:
- Е-е-е-а-а!..
Официант откинул полу своего синего бархатного сюртука и разочарованно сунул топор обратно в петлю.
- Ну, Муричка! Ну подожди... Что ты?! Коров же тоже режут! Твоих любимых баранов в "Бочке" - их что, с деревьев снимают?!
Мурик нерешительно оглянулся.
- Тоже мне откидной! - презрительно сказала Ева, отворачиваясь. - Людей-то небось не жалко. А тут - вон чего... Разнервничался.
Метрдотель улыбался кивая.
Мурик издал глухой утробный звук, напоминающий что-то среднее между икотой и кашлем. Так крякают люди, когда их бьют бейсбольной битой по голове. Еве показалось, что сейчас он ей врежет, и она защебетала, стараясь загладить неловкость:
- Ну что ты рассердился, милый? Это такая церемония у них... такая страна. Такая еда у них. Нет, ну дичь же, конечно! Но я же ничего не могу сделать, кисик! В конце концов, ты сам меня сюда привел, да? Нет, ну если ты настаиваешь, то... конечно, пойдем... Но как-то странно. Почему так: как до дела доходит, так сразу на попятный, что ли? Ну, не сердись! Не сердишься? Мур-мур! Ну, поцелуй!
Мурик раздосадованно выругался и сел.
- Да не люблю я этого, - заворчал он. - Нет, ну смотри. Какая-то грязная вся... хоть бы помыли, блин. Вот умора. Смотри, скалится-то, скалится... у-у-у, зверюга! - Он неожиданно расхохотался и проговорил, смеясь и притворно ужасаясь: - А в лесу такую встретишь - ой, бли-и-и-н! Сама сожрет! Смотри: клыки-то, клыки!.. Хуже собаки! У-у-у-у, таращится!..
- Полторы косых, Мурик! - ликовала Ева. - Я же говорю - это тебе не в "Бочке"! Не в "Пескаре"! Ты понимаешь? Это потолок, потолок! Круче не бывает! Ты понял?
- Ну как хочешь, - согласился он, отсмеявшись. - Ладно, себе-то я потом мясца какого... рыбки... - Он повелительно махнул рукой: - Ты!.. Как там тебя?.. Что щуришься? Давай, ладно... чего уж... как говорится, уплочено.
Официант с готовностью поклонился и, приятно осклабившись, ловко выдернул топорик из петли.
5
Музыканты вернулись на эстраду, и теперь оттуда текла негромкая музыка. Ее тягучий медленный поток не бурлил - только вздыхал, а то еще волновался, как будто огибая камень или корягу.
- Нет, - сказал Мурик, морщась и мотая головой. Он выдернул из серебряного стаканчика зубочистку и сунул в рот. - Нет, это не по мне. Кисель какой-то. Даже противно.
Читать дальше