Шломо Вульф - Гекуба

Без компьютера Женя не мог кому-то предложить свои статьи. Впрочем, это и не имело никакого смысла. Если штатные журналисты русских газет что-то получали, то напиши он сейчас хоть шедевр, перепечатанный завтра по всему миру, гонорар был бы такой же, как за истеричное письмо выжившего из ума ветерана - нуль.

В квартире, которую до налета Домбровские считали своей, на месяцы наступила тишина. Без Интернета, словаря и редактора, музыки, архива, записных книжек, диктофона и дневника жизнь словно потеряла смысл. По утрам жена уходила на работу, а муж, как тысячи прочих бедолаг на земле обетованной, часами слонялся без дела, включая и выключая осточерчевший телевизор, открывая газету, где уже не могло быть его статьи.

Главное же - исчезли самые любимые собеседники - герои его повестей и романов.

Ни к чему были творческие находки, постоянно озарявшие его мозг и требующие немедленной фиксации на хардиске. "Полная пустота", как любят выражаться классики современной русской литературы по обе стороны Шереметьево-2... Попытки вернуться к бумаге и авторучке только подчеркивали значимость потери!

"Самое страшное, однако, - обиженно морща лоб, торопливо записывал Женя авторучкой в свой дневник пятилетней давности, - это осознание мною на собственной шкуре враждебности общества, защитником которого я чувствовал себя задолго до эмиграции и все годы после алии. За полтора часа обыска и пять часов допроса из меня начисто испарились флюиды сионизма, которые я активно генерировал и которыми так щедро делился с читателями. Еврейство в одночасье потеряло своего истового и искреннего аппологета."

Закончив это самоедство, он вдруг почувствовал острую нежность к своей нелепой крохотной стране, к ее яркой зелени, доброму крикливому народу, библейским холмам, игрушечным городам и уютным автобусам. Один из них как раз был на экране телевизора в искореженном виде. Диктор давал бездушные комментарии по поводу рутинного уже теракта. Из обгорелых обломков выносили трупы солдат и солдаток, а с крыши соседнего дома, как бою гладиаторов с трибун Римского Колизея, аплодировали израильские арабы.

Любое раздражение по отношению к своему народу показалось ему мелким и подлым. Все это, хорошее и плохое, и счастье, и Гекуба - мое! Такое, которого не было и быть не могло там, на фактической родине, где меня вроде бы ценили. Ощущение сопричастности, вытеснив ожесточение и отчуждение, пришло откуда-то извне так внезапно что стало жутко, словно при проявлении полтергейста. Чтобы отогнать наваждение, он провел рукой по лицу и с изумлением ощутил влагу от слез на ладони и их соленый вкус во рту. Захотелось тут же кинуться к письменному столу и написать что-то в защиту... Но для кого написать? Читатели Домбровского не только были давным-давно с ним согласны, но и оказались правее даже неистового Ури. Их уже ничем не удивишь. Для европейцев? Им-то что до нашей Гекубы? Русским? Они еще больше французов зомбированы примаковскими построениями: "бедные арабы - жестокие оккупанты". Что может сделать даже и нормальный, не раздираемый внутренними голосами, маленький храбрый Давид против сотни Голиафов?

Размышления прервал долгожданный звонок от тех, на кого он сейчас только и мог надеяться. Пожилой бородатый активист самой правой партии, естественный союзник, начал разговор в самом дружественном тоне, посочувствовал жертве произвола властей, пообещал акции протеста в защиту.

"Вы что, почти не говорите на родном языке? - вдруг резко сменил тон собеседник. - Евгений Домбровский, написавший "Выход из тупика", не знает иврита! Теперь мне понятна ваша путанница в терминологии. Слово "палестинцы" вы пишете без ковычек, а также употребляете слово "территории", говоря о своей Родине - Эрец Исраэль. После этого остается только сомневаться, считате ли вы вообще Израиль своей родиной. Сколько лет вы в стране?" "Двенадцать, - пролепетал великий публицист. - А вы?" "Неважно. Я тут очень давно, и для меня не существует никаких "палестнцев", а есть арабы, которых следует как можно раньше изгнать из моей земли." "Каждая точка зрения имеет право..." "Нет! Не каждая! Называя Иудею "территориями", человек, в удостоверении личности которого написано иегуда - еврей - теряет право так называться. Вам следует определиться, уважаемый, с кем вы, с евреями или с их гонителями. Произносить слово "палестинец" в приличном обществе так же недопустимо, как "жид" в нашей с вами бывшей стране, а слово "территории" для меня звучит в газете, как "еб твою мать". Вы не имеете права выступать в печати от имени евреев, не будучи таковым в душе. Думаю, вы совершили ошибку, переехав в нашу страну. Когда мы боролись за наше право совершить алию, вы благополучно служили властям. А теперь строите из себя патриотов. Но вас с головой выдает ваш просоветский язык и брезгливое отношение к нашему языку, к нашей вере, к нашим традициям, ко всему, что делает еврея евреем. Мне противно говорить с вами, Домбровский. Прощайте."