Шломо Вульф - Гекуба

Пока же надо было как-то спасаться от холода. Можно забраться под перину в свитере, но лучше снова выйти на улицу и согреться движением, пока батарея сделает свое дело.

За окном он видел ночную улицу, на мокрый асфальт которой втягивалась и втя-гивалась бесконечная цепочка слепящих фар. Нетерпеливые водители нервно си-гналили друг другу, то и дело переходя на крик.

Это бронуновское движение миллионов машин сразу по всей Стране делало ее призрачной и такой же бессмысленной, как все эти будни. Автомобили стояли и неслись повсюду, они были неизбежным злом. Но еще хуже был холод. Алекс надел теплые носки, сунул ноги в резиновые сапоги, натянул ветровку поверх ме-ховой безрукавки, с которой расстаться не было сил. Потом оглянулся на иска-леченный зонтик, который следовало выкинуть сразу - все равно надо завтра покупать новый, третий в этом сезоне - и вышел под слабый дождь с истеричными порывами мокрого ветра с моря. После нескольких минут движения застывшая в жилах кровь стала снова горячей и текучей.

На зимней Набережной в такой час было пустынно. Это вам не в августе, когда горожане со всех сторон съезжаются сюда глотнуть воздуха, который вряд ли холоднее, чем в душных квартирах, к тому же мокрый и пахнет баней, но хоть подвижный. Нет, подумал он, лето все-таки еще хуже. У него давно не было сравнений типа это лучше того. Напротив - то еще хуже этого... Россия еще хуже Израиля, а потому следует жить тут, а не там. Не следует жаловаться на жизнь - будет еще хуже. Причем так, что нынешние неприятности будут вспоминаться, как сладкий сон. Надвигалась старость - без сбережений, госпенсии и семьи.

Море неистово билось в прибрежные плоские камни. Как и небо, он было черным на фоне ярких фонарей, а белые барашки только подчеркивали его мертвенную черноту. Дальнее мелководье делало здесь волны одноообразными и низкими, какими-то неморскими, как в иных приморских городах, а потому таким же искус-ственными, как и все остальное. Летом вода этого квази-моря была неизменно неприятно зеленой, горячей и мутной, вызывающей у Алекса такое же глухое раз-дражение, как квази-яблоки и квази-помидоры. Как и вся эта квази-жизнь на такой же квази-родине.

Навстречу спешила одинокая энергичная фигура. Если что и отличало местную публику любого пола и возраста, то это вечная подвижность лица и тела, страсть к развитию любого события. Алекс поздно узнал прохожего и не успел уставиться в море или шмыгнуть в заросли. Нет-нет, это был не террорист, не хулиган. Друг это был. Половинкин по фамилии. Земляк, знаете ли, и бывший ученый муж, к тому же, черт бы нас всех побрал. Некогда, на заре перезрелой ульпанской молодости, Валерий еще по какому-то там по отчеству Половинкин даже симпатизировал Александру такому-то Беккеру. Но потом произошло непоправимое: Алексу дали стипендию Шапиро, а Валерию - нет, не дали, обошли, не оценили, не признали таким же ценным ученым, как Беккер. Дали одному вместо другого? Вовсе нет. И специальности разные, и связи не пересекались. Но один тут же, прямо на этой же Набережной, люто возненавидел другого - из зависти. И началось невообразимая фантасмогория, психиатрия, инфантильный идиотизм. Почтенный профессор Валерий уже без отчества Половинкин издали кричал везунчику: "Ты куда идешь? За стипендией Шапиро? Возьми меня с собой? Не подхожу?!"

И, задрав хвост, сворачивал в сторону.

Когда эта стипендия естественным образом кончилась, как разваливается любая откровенная синекура, оба как-то встретились на равных: Валерий продавал какой-то чудо-продукт, а Алекс то, что навязывал до сих пор. Но у Валерия это дело не пошло. Вернее, сначала пошло, а потом настала, как и у большинства скороспе-лых соискателей стремительного процветания, непроходимость. Проклятущий же счастливый соперник снова удержался в седле. А поскольку первый и главный вопрос нашей публики "Ты работаешь?" жаждет печального ответа "Увы...", то, постоянно слыша другое, Валерий немедленно впадал в тихую истерику: "Ясно. Значит, ты и на родине был склонен обманывать себе подобных, а тут просто нашел себя!"

При таких теплых и дружеских отношениях любая встреча не сулила ничего хоро-шего. Оба фальшиво разулыбались, хотя узнав друг друга, сделали сходное неу-ловимое движение как-то незаметно разойтись разными курсами. Но воспитание победило и разговор состоялся: "Как ты?" "Прекрасно! А ты?" "Лучше не бывает." Алекс обреченно ожидал гадкой реплики ехидствующего интелектуала и настраи-вал себя свести все к шутке, по обыкновению.