Николай Телешов: Домой

Была ясная летняя ночь. Луна светила весело и спокойно; она заливала своим серебром поляны и дороги, пронизывала лучами леса, золотила реки… В эту самую ночь из дверей переселенческого барака [1] Барак — легкий деревянный домик для временного помещения , крадучись, вышел Семка, вихрастый, бледнолицый мальчик лет одиннадцати, огляделся и вдруг побежал, что было мочи, по направлению к полю, откуда начиналась большая дорога. Боясь погони, он часто оглядывался, но никто за ним не бежал, и он благополучно достиг сначала поляны, а потом и трактового пути [2] Трактовый путь — большая проезжая дорога ; здесь он остановился, что-то подумал и потихоньку пошел вдоль по дороге.

Это был один из тех беспризорных детей, которые остаются сиротами после переселенцев. Родители его умерли в пути от тифа, и Семка остался одиноким среди чужих людей и чужой природы, вдалеке от родного села, которое называлось — Белое, и которое он помнил лишь по белой каменной колокольне, по ветряным мельницам, по речке Узюпке, где, бывало, купался с товарищами. Но где это село и речка Узюпка — было для него такою же тайной, как и то место, где он находился сейчас. Он помнил одно, что пришли они сюда вот по этой самой дороге, что переезжали раньше поперек какую-то широкую реку, а еще раньше плыли долго на пароходе, ехали по машине, и ему казалось, что стоит только пройти эту дорогу, как будет большая река, потом машина, а там уже будет и речка Узюпка и село Белое, где он знает наперечет всех стариков и мальчишек.

Помнил он, как умерли его отец и мать, как их положили в гроб и отнесли куда-то за рощу на незнакомый погост. Помнил Семка еще и то, как он плакал и просился домой, но его заставили жить здесь, в бараке, кормили хлебом и щами и всегда говорили: «Теперь не до тебя!» Даже начальник Александр Яковлевич, который всеми распоряжался, закричал на него и приказал жить, а если будет мешаться, то обещал выдрать за волосы. И Семка волей-неволей жил и тосковал. Вместе с ним жили в бараке еще три девочки и один мальчик, которых забыли здесь родители и ушли неизвестно куда, но те дети были такие маленькие, что нельзя было с ними ни играть, ни шалить.

Проходили дни и недели, а Семка все жил в ненавистном бараке, не смея никуда отлучиться. Наконец, ему надоело. Ведь вот же она, та самая дорога, по которой они пришли сюда из «Расеи»!.. Не пускают добром, так он и сам убежит! Разве долго?.. И опять он увидит родное село, Узюпку, опять увидит Малашку, Васятку и Митьку, своих закадычных приятелей.

Хотя страх быть пойманным и удерживал Семку долгое время, однако надежда увидеть свою речку, своих товарищей и родное село была так велика и соблазнительна, что Семка, затаив в душе заветную мечту, выбрал удобное время и, отказавшись навек от даровых щей, выбежал на дорогу, и был счастлив, что возвращается домой. Ему казалось, что нигде нет такого хорошего места, как Белое, и во всем свете нет такой хорошей реки, как Узюпка.

Уже луна приближалась к горизонту, уже наступало утро, а Семка все шел по дороге, вдыхая свежий росистый воздух и радуясь тому, что всякий шаг приближает его к дому.

Кажется, все, что только возможно придумать для человека, все это видала и испытала обширная Сибирь, и ничем не удивишь ее, — никакой новинкой! Проходили по ней тысячи верст закованные арестанты, громыхая тяжелыми цепями, кололи и рыли в темных рудниках ее недра, томились в ее острогах; по ее дорогам, весело звеня бубенцами, мчатся резвые тройки, а по тайгам [3] Тайга — дремучий сибирский лес бродят беглые каторжники, воюя с зверями, и то выжигают селения, то питаются Христовым именем: толпы переселенцев тянутся из России почти сплошной вереницей, ночуя под телегами, греясь у костров, а навстречу им идут назад другие толпы, — обнищавшие, голодные и больные, и много их умирает по пути, — и ничто никому не ново. Слишком много чужого горя видала Сибирь, чтобы чему-нибудь удивляться. Не удивился никто и на Семку, когда тот проходил селением или спрашивал:

— Которая тут дорога в Расею?

— Все дороги в Расею ведут, — просто отвечали ему, и махали руками вдоль пути, как бы удостоверяли его направление.