Николай Лейкин - Шуты гороховые. Картинки с натуры

– Брюнет и даже с сизым отливом, как вороново крыло, а на шее родимое пятно и около глаза царапина.

– Царапина? Еще того лучше. Прописывать лекарство я вам не стану, а вот дам леденец, возьмите и кладите ему каждый день в чай по кусочку, да чай подавайте сами, а через неделю зайдите сюда.

Доктор вынимает из стола витушку ячменного леденца, завертывает в бумажку и подает ей.

– А мне все есть можно? – спрашивает дама.

– Все, все до капельки!

Входит купец в сибирке.

– Что у вас? Чем больны?

– А вот, изволите ли видеть, в поясах щемит и как бы что под сердце отдает, ну и голову крутит, словно как бы кто тебя поленом съездил! Явите божескую милость, полечите хорошенько, за благодарностью не постоим, – кланяется купец.

Доктор глубокомысленно закусывает нижнюю губу.

– Покажите язык… Больше, больше! Чего вы боитесь? Я не откушу! Объелись, верно?

– Это точно-с. Действительно, третьего дня на похоронах у одного подрядчика блинов двадцать съел, потом это хмельная антимония началась, пуншевую сырость разводили… и все этакое… не оставьте нас, грешных! Верите ли, разогнуться не могу! И в баню ходил, и перцовкой терся…

– Снимите сибирку и лягьте на диван.

Купец жалобно смотрит на доктора и ложится. Доктор начинает мять ему спину, спрашивая:

– Не больно? Не больно?

Купец кряхтит и стонет. Доктор напирает еще сильнее. Купец вскакивает.

– Ага! Проняло? Отлично. Я пропишу вам лекарство, но прежде всего вам нужно сидеть на диете.

– А где эту деету купить-то можно? В мебельной лавке, что ли?

– Да что же, по-вашему, диета-то – мебель, что ли! От пищи воздерживаться надо! Один суп с булкой есть. Чай пить жиденький с белым хлебом… Лягьте еще, я вас смеряю…

Доктор лезет в шкаф с инструментами и для пущей важности начинает перебирать хирургические инструменты. Вот достал акушерские щипцы. Мелькнула сталь на солнце. Купец пугается.

– Батюшка, ваше высокоблагородие, увольте от этого! Не дамся! Нельзя ли так! Вдвое заплачу! – вопит он.

– Ну, бог с вами! Только для вас освобождаю… Да главное – насчет еды остерегайтесь. Пирогов не ешьте.

Доктор пишет рецепт. Купец лезет в карман и достает синенькую.

– Так и щец, и пирожка с капусткой нельзя?

– Нельзя.

– И с морковью невозможно?

– Невозможно.

– А с рысью и с яйцами?

– Нельзя.

– А с творогом или вареньем?

– Да нельзя же, говорю вам!

– А насчет хмельного былья? – робко спрашивает он.

– Пейте, только умеренно!

– Вот насчет этого спасибо!

Купец лезет снова в карман, прибавляет к синенькой еще целковый, раскланивается и уходит.

Сквозь тонкий лед ледокольной майны на Фонтанке провалилась пробегавшая собака. Она жалобно визжала и билась, стараясь выкарабкаться из воды, но тонкий лед обламывался под ней, и она снова падала в воду. Визг ее был пронзителен и раздирал душу. На набережной стал останавливаться проходивший народ. Толпа быстро увеличивалась. Слышались соболезнования, но спасать собаку никто не решался.

– Утонет, – говорит полушубок. – Как пить даст – утонет.

– Нет, выкарабкается, – отвечает другой, – как до твердого льда дойдет, так и выкарабкается. Вишь, как визжит-то жалобно, будто человек! А спасти можно. Стоит только доску накинуть.

– Идет на пару пива, что утонет?

– Ах ты, душевная! Умирать-то тоже не хочется, – вставляет слово баба.

Стоящий рядом купец хмурится:

– Душевная! Нешто про пса можно так говорить!

– А все-таки блажен раб, еже и скоты милует. Ах, как визжит-то, сердечная! Братцы, да что ж вы так-то стоите. Можно багор подать, петлю накинуть…

– У меня полушубок новый… Мальчик, зайди вон на плот-то, да помани ее будто булочкой…

– А хорошая собака… Это, надо статься, польской породы. На охотника так рубль целковый даст.

– Ври больше! Нынче польские-то собаки ничего не составляют. Вот ежели бы лягаш был!.. Да и вовсе это не польская, а водолаз, потому у водолаза этого самого в лапах перепонка…

– Водолаз! – передразнивает солдат. – Ты видел ли водолазов-то? У нас у поручика водолаз был, так тот у дверей на лестнице в колокольчик звонился. Схватит зу-бьем за колокольчик да и позвонится. Капут! Поминай как звали! Нет, вынырнула!.. А теперича ежели ее спасти, лучший друг будет.

– Это точно… – замечает чуйка. – Теперича у нас в Ямской у извозчиков собака… на каретном дворе… Гусляк один держит, так у него теща… ну и козел от домового взят… Так эта собака все с козлом… На Масленице стала это она печь блины… а сам он пошел в трактир…