В этом жизненном реализме было то общее, симпатическое, что нас связывало, хотя жизнь и развитие наше были так розны, что мы во многом расходились.
Во мне не было и не могло быть той спетости и того единства, как у Фогта. Воспитание его шло так же правильно, как мое – бессистемно; ни семейная связь, ни теоретический рост никогда не обрывались у него, он продолжал традицию семьи. Отец стоял возле примером и помощником; глядя на него, он стал заниматься естественными науками. У нас обыкновенно поколение с поколением расчленено; общей, нравственной связи у нас нет. Я с ранних лет должен был бороться с воззрением всего окружавшего меня, я делал оппозицию в детской, потому что старшие наши, наши деды были не Фоллены, а помещики и сенаторы. Выходя из нее, я с той же запальчивостью бросился в другой бой, и, только что кончил университетский курс, был уже в тюрьме, потом в ссылке. Наука на этом переломилась, тут представилось иное изучение – изучение мира несчастного с одной стороны, грязного – с другой.
Наскучив этой патологией, я бросился с жадностью на философию, от которой Фогт чувствовал непреодолимое отвращение. Окончив курс медицины и получив диплом доктора, он не решился лечить, говоря, что недостаточно верит в врачебную каббалистику, и снова весь отдался физиологии. Труд его очень скоро обратил на себя внимание не только немецких ученых, но и парижской Академии наук. Он уже был профессором сравнительной анатомии в Гиссене, товарищем Либиха (с которым вел потом озлобленную химико-теологическую полемику), когда революционный шквал 1848 года оторвал его от микроскопа и бросил в франкфуртский парламент.
Разумеется, что он стал в самый радикальный ряд, говорил исполненные остроты и отваги речи, выводил из терпения умеренных прогрессистов, а иногда и неумеренного короля прусского. Вовсе не будучи политическим человеком, он по удельному весу сделался одним из «лидеров» оппозиции, и когда эрцгерцог Иоанн, бывший каким-то викарием империи, окончательно сбросил с себя маску добродушия и популярности, заслуженной тем, что он женился когда-то на дочери станционного смотрителя и иногда ходил во фраке, Фогт с четырьмя товарищами были выбраны на его место. Тут дела немецкой революции пошли быстро под гору: правительства достигли цели, выиграли нужное время (по совету Меттерниха) – щадить парламент им было бесполезно. Изгнанный из Франкфурта, парламент мелькнул какой-то тенью в Стутгарте, под печальным названием Nachparlament [226] Охвостье парламента ( нем. ).
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
«По указу е. и. в. Николая Первого… всем и каждому, кому ведать надлежит и т. д., и т. д. … Подписал Перовский, министр внутренних дел, камергер, сенатор и кавалер ордена св. Владимира… имеющий золотое оружие с надписью «За храбрость» ( нем. ).
Черт возьми! Ладно уж, ладно! ( итал. ).
Ваше высокоблагородие ( нем. ).
Барышня Мария Э<���рн>, барышня Мария К<���орш>, госпожа Г<���ааг> ( нем. )
Так-то так ( нем. ).
Эй, малый, заложи-ка гнедого ( нем. ).
Стой! стой! Вот проклятый паспорт! ( нем. ).
«Того ради надлежит всем высоким державам и всем и каждому, какого чина и звания они ни были бы…» ( нем. ).
«Письма из Франции и Италии». – Письмо I. – Примеч. А. И. Герцена.
Его величество ( нем. ).
Король прусский, заметив его, сказал: это в самом деле удивительно ( франц. ).
«господин майор» ( нем. ).
Рейнской гостинице ( франц. ).
Улица Мира ( франц. ).
«к Бастилии!» ( франц. ).
«Французская республика» ( франц. ).
Теперь оно есть. – Примеч. А. И. Герцена.
Читать дальше