– А вот объясните мне, граждане, – вдруг прервал он Сережу. – Вы все об автомобилях да об тракторах… И действительно, тракторов вы напустили в деревню большой количество. Прямо треск стоит… А вот что-то не выходит у вас ничего… – И он обвел взглядом стол, ласково улыбаясь.
Все молча смотрели на него.
– Так, может, они и без надобности нам, трактора? – совсем взвеселился извозчик. – Не сопрягается с машиной мужик, неинтересна она ему. Может, оно с коньком и лучше бы вышло? Без шуму, без треску… Идет себе конек, за коньком плужок, за плужком мужичок… Над косогором зорька чистая. И сыты все и рады…
– А у тебя их много было, папаша, коньков-то? – тоже весело спросил Костя Мухин и, подавшись к нему, внимательно облокотился на стол.
Бородач медленно поводил пальцем перед носом, счастливо сощурившись.
– Ты меня щупаешь, милый гражданин?.. Молодой ты, а вдумчивый. На думках всю и прическу потерял. Ну, щупай меня, щупай, вот он я, весь тут. Имущество мое пытаешь? Вот оно, у коновязи, все мое имущество. С постоялого к Трухмальной, с Трухмальной на Каланчевку, двугривенный без запросу… Давай за так до дому подвезу, услужу свойственничку. Меринок, хоть без малого тебе ровесник, да ходкий еще.
– Гладкий, гладкий меринок, – кивал Костя. – Пролеточка вот только совсем развихлялась, бренчит вся, спасу нет. Давно ездишь, что ли?
– Да не сказать, чтоб уж так давно. Сильно подержанная была пролеточка, – это то есть когда перекупил-то я ее.
– А сам, значит, недавно промышляешь?
У бородача опять счастливой влагой блеснули проворные глазки.
– Да уж я тебе докладал, милый гражданин, что не так давно.
– А все ж таки? Года два, что ли, третий?
– Вот поди ж ты! – восхитился извозчик. – Ведь прямо как по картам… Ну, в самую, самую точку!.. На крещенье третий год пошел. Гадай, гадай, парень! С тобой и поговорить лестно, – уж такой ты сведущий.
– Так я ж, папаша, без всяких, не иначе как для поддержания беседы, – ухмыльнулся Костя и под столом толкнул Сережину ногу. – Я слыхал, ты пензенский сам-то?
– Пензенский, пензенский, Мокшанского уезду.
– Вот видишь, почти что земляки выходим мы с тобой. Я сам саратовский. А только почему ж ты, землячок, деревеньку свою покинул, по какой такой причине?.. Или тракторов испугался? Трещат, говоришь?..
Бородач расколыхался блаженным смехом.
– Ах ты, ах ты!.. – умиленно разводил он руками. – Ну что ж это за парень такой!.. Так ведь и бреет, так и бреет под низок… А если я тебе… – он вдруг шатнулся к Мухину и уставился на него с какой-то сонной, соболезнующей усмешкой. – Если я вот так возьму и выложу тебе: покинул, мол, все свое нажитое-доброе и от новых порядков в Москву подался. Что ж ты меня, свойственничек, сразу за химку и с поминок прямо в отделение поволокешь? Или я крепостной какой, чтобы мне ни на шаг от своего наделу? Или я не вольный человек коммунистической республики?.. Ну, как ты со мной распорядишься?..
– Товарищи, он кулак! – выпалила Зина испуганно.
Извозчик быстро обернулся к ней.
– Вот и барышня! – восторженно крикнул он. – Ай да барышня! Скорая какая, – не в папашу. Так прямо и воткнула: кулак… А ты их видала когда, приятная барышня, кулаков-то? Или по бороде признала? На картинках-то у вас не так пишут, – брюхо толще, бровь погуще. А я, видишь, какой легкий… Эх, милые граждане! – сокрушенно вздохнул он. – Молодое, зеленое… Договорилися мы с вами, залезли в темный ельник. Не годится так-то. Все ж таки мы усопшего родителя вашего поминаем. Правильный человек был покойный Савва Семеныч и вечный трудовик. Уж мы с ним такие завсегда други были, сколько пережито, пересказано. А в тяжелые-то года раза три приезжал ко мне с мешочком, так уж я ему и мучки, и картошки, и пшенца… А на обмен что? Так, нестоящее, – башмачки драненькие или полотенчико какое… Просто от мягкой души выручал вашу семейству… Родня, нельзя же… Вот Анна Евграфовна подтвердит, и Лексей Саввич, как приезжали тогда с фронта на побывку, тоже помнят, заходил я к вам в тот раз на квартиру, еще сала свиного ковригу привез, четыре с половиной фунта…
– Как же, Григорий Тихоныч, помним, – поспешно сказала мать, обрадованная, что трудный разговор сходит на вежливое и давнее. – И всегда с мужем добром вас поминали…
– Погодите, мама, – перебил ее Сережа. – Алеша, ты знаешь этого человека?
Алексей сидел, тяжело развалясь на стуле, ковыряя спичкой в зубах. Он сумрачно покосился на брата и ничего не ответил.
– Ну, тогда вы, мама, скажите. Что это за человек? Он тут действительно какую-то ерунду разводит… И крутится очень подозрительно… Кто он такой? Что у него за хозяйство было?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу