Василий Слепцов: Трудное время

Говоря это, он сильно декламировал, морщил брови и дотрогивался до меня пальцем, но эта прыть и эта развязность вовсе к нему не шли. Так и видно было, что в сущности он должен быть человек очень смирный, может быть даже очень мягкая, впечатлительная натура, и что ухарские замашки явились у него не вследствие потребности, а просто из подражания, и привились в продолжительное пребывание на фабрике».

Вот так, спокойно и без малейшей дидактики, точкой зрения своего собеседника писатель и ответил на больной русский вопрос: отчего мужик пьянствует? — и характер труда мастерового показал, и читателю дал понять, что за неприглядностью внешнего вида и поведения иного человека могут скрываться черты характера вовсе не отрицательные.

Вместе с тем деталь за деталью, слово за словом — создается во «Владимирке и Клязьме» образ повествователя: это мужественный, терпеливый, упрямый в достижении цели, наблюдательный, ироничный, неприхотливый, умный и добрый человек. Подобный набор добродетелей, будучи выражен открыто, производил бы, разумеется, впечатление самое неприятное; но у Слепцова рассказчик выдает себя, свой внутренний мир чрезвычайно косвенно, и в результате в целом читатель начинает видеть перед собой нравственную физиономию автора, не симпатизировать которой не может.

Эти свойства слепцовской прозы в дальнейшем существенно не менялись.

Политическая позиция автора «Владимирки и Клязьмы» очевидна: это позиция левого демократа. Понятно, что в кружке Евгении Тур (графини Салиас де Турнемир) Слепцову долго задерживаться не пришлось. Осенью 1862 года он переселяется в Петербург и сходится с редакцией «Современника».

Шестидесятые годы — время зрелости и мастерства Слепцова, время его наивысшей литературно-общественной активности. Много работая в «Современнике», он успевает и писать фельетоны, рассказы (в некрасовском журнале появились все наиболее значительные произведения Слепцова: «Питомка», «Ночлег», «Спевка», «Свиньи» («Казаки»), «Письма об Осташкове»), и готовить материалы к печати, и вести большую внередакционную работу. Слепцов — деятельный участник литературных, с благотворительной целью, чтений; организатор лекционных курсов для женщин, разнообразных женских артелей, сотрудник журналов «Женский вестник» и «Искра» — словом, фигура в Петербурге заметная и популярная.

«Он жег свечу своей жизни с двух концов» — так выразительно определила энергический пафос деятельности Слепцова одна из тех, кому он помог найти свое дело в жизни; он «для проведения в жизнь идей того времени не щадил своих сил» [8] Е. Н. Водовозова. На заре жизни, г. 2. М., «Худож. лит.», 1964, с. 484. , — говорит она, — и это чистая правда. От природы не слишком крепкий здоровьем, он тратил уйму времени и сил на устройство чужих дел, которых не искал — они сами валились на него: вера в то, что Слепцов обязательно поможет, вела к нему людей с самыми разными нуждами.

Он был необыкновенно талантлив. Та же знакомая его объективным тоном, призванным как бы не допустить преувеличений (хотя и не без легко угадываемой влюбленности), сообщает:

«Как выдающийся беллетрист, рассказчик и чтец на вечерах, как устроитель общественных предприятий, как человек остроумный и замечательно деятельный, наконец, как необыкновенный победитель женских сердец, Слепцов постоянно давал пищу для разговоров. Много шло пересудов о романах его личной жизни; при этом некоторые утверждали даже, что он притягивает к себе женщин каким-то особенно вкрадчивым голосом, который проникает в самую душу. Мне кажется, что он от природы так щедро был одарен, сравнительно с другими, всевозможными душевными и умственными преимуществами, что ему незачем было прибегать к каким бы то ни было ухищрениям: женщин пленяли в нем его красота, молодость, изящные манеры, ум, находчивость, остроумие; импонировали им и его общественное положение, его огромная популярность в интеллигентных кругах, первая роль, которую он играл во главе женского движения, а их страсть к нему еще более разжигалась вследствие его сдержанности, внешней холодности и индифферентизма, с которыми он обыкновенно держал себя со всеми»… [9] Е. Н. Водовозова. Указ. соч., с. 489.

К этому можно прибавить, что Слепцов играл на скрипке и гармонике, владел несколькими ремеслами: мог при случае выполнять работу столяра, портного, механика, лепщика, рисовальщика, резчика, маляра. Словом, мастер на все руки. И мастер этот делал все не дилетантски, а с профессионализмом — артистично, изящно. «До чего ни дотрогивалась его художественная рука, всему он умел придавать изящный вид», — вспоминал один из литературных критиков [10] См.: Сочинения А. Скабичевского в двух томах, т. 2. Спб, 1895, с. 790. . Подобные свидетельства оставили и другие знавшие Слепцова люди. Печать изящества лежит и на рассказах Слепцова, что также было замечено современниками писателя. Философ В. И. Танеев, например, отмечал, что рассказы Слепцова «относительно формы… составляют ряд маленьких, высокохудожественных, безукоризненных шедевров» [11] «Литературное наследство», т. 71. М., 1963, с. 521–522. .