Владимир Богораз - На каникулах

Рыбковский вдруг схватил вёсла и, проворно надев дужки, уже собрался сделать первый взмах, но спутница остановила его.

-- Вы куда? -- сказала она с удивлением. -- Видите, они сюда едут. Разве вы не хотите дождаться?

Она поднялась со скамеечки и приложила руки к глазам в виде щита, пристально присматриваясь к лодке, перерезывавшей реку.

-- Четверо! -- объявила она, наконец. -- А посредине ещё что-то чернеет, но это не человек -- не движется.

-- Ау! -- звонко и весело крикнула она, вдруг отнимая руки от глаз и прикладывая их ко рту в виде рупора.

-- У-у! -- донеслось с берега.

Это отвечали люди, ехавшие в лодке.

Рыбковский смотрел довольно сердито. Он, по-видимому, не разделял оживления своей спутницы.

-- Чего вы хмуритесь? -- капризно сказала она, заметив его кислое лицо. -- Я не люблю, когда на меня глядят так сердито.

Рыбковский не отвечал.

-- Семён Петрович, -- заговорила она просительным тоном, -- разгладьте ваши морщины. Ей-Богу, я не могу выносить, когда мои собеседники имеют такое лицо, -- тем более вы. Вы делаете меня нервною. Ваши глаза хотят сглазить мой праздник. Улыбнитесь, пожалуйста, прошу вас.

Рыбковский вдруг улыбнулся.

-- Какой праздник? -- спросил он, недоумевая. -- Кажется, именины ваши уже были.

-- Праздник солнца, -- сказала с важностью девушка, -- я, ведь, вам сказала, что я -- солнцепоклонница. Такой чудный день лучше всяких именин.

Через несколько минут вторая лодка уже выходила на средину реки, придвигаясь ближе и ближе.

Гребцы выбивались из сил, быть может, стараясь показать своё рвение перед лицом юной зрительницы.

Человек, сидевший слева, засучил рукава до локтей и при каждом взмахе закидывал весло как можно дальше назад, потом изо всей силы двигал его вперёд, приподнимаясь на ноги и крепко стискивая круглую деревянную ручку своими сухощавыми руками. Это был высокий молодой человек с длинными белокурыми волосами, закрывавшими уши, в белых очках с золотой оправой, как будто подобранных под цвет волос и приставших к тонкому и острому носу так крепко, как неотделимая составная часть этого бледного лица. По лбу гребца катились крупные капли пота, стекавшие под очки, но он не имел времени утереться и только поматывал головой, стараясь придать стекавшей влаге иное направление. Наряд его состоял из парусиновой блузы, подпоясанной ремённым кушаком, и высоких мягких сапог местного дела, покрывавших всю ногу и скрывавшихся под вздутыми парусиновыми полами.

С правой стороны грёб маленький коренастый человек с коротким туловищем, облечённым в куртку серого сукна, и такими короткими ногами, что они не достигали даже до перекладины, служившей точкою опоры. На голове его сверкала небольшая, но яркая лысина, ещё более лоснившаяся от пота и от яркого солнца. Недочёт в волосах на голове, впрочем, с изобилием возмещался широкой рыжей бородой, разросшейся во все стороны наподобие чертополоха.

Он грёб, откидываясь назад и отбрасывая голову вверх с такой энергией, как будто ему хотелось оторвать её долой и бросить в воду через нос лодки.

На корме сидел человек могучего телосложения с совершенно седыми волосами и длинной седой бородой, спадавшей веером до половины груди. Несмотря на жаркую погоду, он был в куртке из копчёной замши, подбитой пыжиковым, правда, довольно вытертым, мехом. Через плечо на самодельной ремённой перевязи висело двуствольное ружьё с замками, заботливо перевязанными лоскутом весьма грязной тряпки, чтобы предохранить их от водяных брызг.

Посредине лодки на двух тонких досках, брошенных поперёк опругов[ шпангоуты ], стоял человек с обнажённой головой, совершенно лишённой волос и блестевшей на солнце как бильярдный шар. Он был одет в старое летнее пальто светло-зелёного цвета, по-видимому, с чужого плеча, так как оно ему достигало до пят. Лодка была довольно неустойчива, а гребцы гребли сильно и неровно, и ему стоило большого труда сохранять равновесие стоя. Но он ни за что не хотел подъехать к передней лодке в непрезентабельной позе пассивного пассажира, скорчившегося на дне рядом с кладью. Его беспокойные руки то и дело порывались согнуться фертом для пущего удальства. К сожалению, его поминутно качало то вправо, то влево, и он должен был хвататься за борта, чтоб не свалиться в воду. Чёрная кучка, лежавшая возле него на середине лодки, оказалась большим пёстрым ковром, сложенным вчетверо и брошенным поверх какого-то ящика или корзины, стоявшей на досках.