Константин Носилов - У дикарей [Рассказы. Совр. орф.]

В первый момент мне показалось, что это голос какой-нибудь птицы. Но наши собаки тревожно наставили уши, в следующий момент они бросились уже к самому берегу; еще момент, и они запели обычную песню:

«Ав-ав, ав-ав, ай-яй-яй-яй!» Начался под берегом гон. Мы бросились туда с ружьями наготове и увидали следующую картину.

На припае льда сидел белый медведь с медвежонком; кругом них подскакивали, такие же белые, наши собаки; медведи, кажется, не ожидали нападения, бродя по этим льдам, но собаки их уже атаковали. Они с ловкостью хищного зверя набрасывались на них, когда медведи хотели двинуться и скрыться, собаки с отчаянной отвагою хватали их за пышные белые гачи, и бедняги-медведи только повертывались, удивляясь их смелости и не зная, что делать.

Но взрослый медведь начинал уже сердиться, в свою очередь, шерсть его грозно поднялась на изогнутой спине; и в следующий момент, когда одна собака бросилась на него, он смял ее широкими лапами. Но в тот же момент он должен был повернуться: другая собака висела уже на его спине. Медведь, не ожидавший ничего подобного, с силой стряхнул с себя вторую, но в то же время почувствовал зубы первой в правом своем ухе.

Раздался оглушительный рев взбешенного зверя, он встал красиво-грозно на дыбы, но собак уже не было около него, они торопливо отбежали, выжидая удобную минуту.

А пестун, бедный пестун, только озирался во все стороны — так поразило его это нападение собак, так все это было для него неожиданно и странно.

Ясное дело — предстояла редкая охота; мы уже рассыпались было, окружая белых медведей и выбирая себе лучший прицел, когда вдруг картина травли изменилась.

Рядом была открытая вода, звери быстро и незаметно этим воспользовались, и в тот момент, когда мы считали уже охоту начатой, она сразу прекратилась.

Медведи с шумом и плеском бухнули в море. Собаки остановились в недоумении на краю льда и, подбежав к нему, мы только заметили одни круги, — медведи нырнули в глубокую воду.

Только сажен за сто, если не более, показались вслед за тем их белые головы. Увы! они уплывали от нас в открытое море.

Только там, чувствуя себя в безопасности, крупный медведь решился выбраться на лед и посмотреть, кто его так потревожил, и мы с минуту видели редкую картину. Медведь спокойно поднялся на торос пловучего белого льда, взошел на самую вершину остроконечной глыбы и там встал на дыбы, как бы высматривая нас и удивляясь тому, откуда взялись тут люди.

Как он хорош был в бинокль, сколько непринужденности, гордости было в его стоящей на дыбах фигуре. Он — царь этих льдов. Он видел другого царя — человека.

Мы не удержались и приветствовали его салютом из ружей, и громкое эхо раскатилось по морю тихому, разбудив спящую полярную природу.

Около самой нашей зимовки на Новой Земле поселилась клуша.

Разумеется, первым заметил ее появление наш поваренок Мишка, отличающийся такою наблюдательностью, что ему позавидовал бы всякий натуралист.

— Барин, — вбегает он поспешно в мою комнату, — клуша прилетела!.. Ей-Богу, клуша прилетела, сам своими глазами видел ее сейчас над самым нашим домиком.

Стоял еще март на дворе, на нашем острове было еще страшно холодно; кроме солнца, яркого, сияющего, но холодного, ничто еще не напоминало о приближении весны, и радостная весть словно всколыхнула всю нашу зимовку, и мы все сразу выбежали на крыльцо, обрадованные неожиданною вестью, чтобы увидеть этого первого вестника весны…

Действительно, недалеко от нашего полярного домика, на отвесной скале, уже отделившейся от нашего острова, чтобы упасть в море, сидела клуша.

Громадная белая чайка, размером с нашу домашнюю курицу, как только увидала людей и заметила движение около нашего домика, тотчас же снялась со скалы с громким, пронзительным в тишине неподвижного, словно весеннего, воздуха, криком. «Ку-лы, ку-лы-ы, кло-кло», — донеслось ее зычное, громкое и, вместе с тем, как бы радостное клокотание, и она, плавно скользнув с самой вершины скалы, понеслась навстречу нам, размахивая широкими крыльями, и взмыла над нашей зимовкой.

— Клуша, клуша прилетела, — заговорили весело матросы-зимовщики. — Слава Богу, недалеко весна, — ответили другие, и этот крик крупной белой птицы, теперь ныряющей над нами в воздухе, так обрадовал нас, как-будто мы увидали кого родного.