Владимир Богораз - Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ пятый. Американскіе разсказы [Старая орфография]

— Имя простое: Пара, — сказалъ Кончакъ, — а все-таки мнѣ круто пришлось въ Парѣ этой. Главное дѣло, сила худая, на работу стать не могу, а нагулять силу надо хорошую ѣду. Тутъ пахнетъ рублемъ, не пятакомъ, а гдѣ его взять? Все-таки такъ да сякъ пробился я мѣсяца три, стало у меня мясо нарастать на костяхъ. Опять встрѣтилъ земляка. Матросъ былъ, пришелъ съ нѣмецкимъ кораблемъ, морякъ, забубенная голова, Колесниковъ звали.

— Ты, — говоритъ, — чего здѣсь шатаешься?

— А я, говорю, въ Америку проѣхалъ, да не глянется мнѣ мѣсто. Видно, брешутъ часомъ люди, хвалятъ эту Америку.

— Дуракъ, — говоритъ, — это Америка, да не та!..

Тутъ онъ мнѣ и растолковалъ, что Америки есть разныя, Нордъ Америка и Сентраль Америка и Сюдъ Америка, и про Штаты наговорилъ всего. Такъ что долго ли, коротко ли, а я на ихнемъ кораблѣ въ Пенсильвенію уѣхалъ. Они дерево повезли, сандалъ, изъ Пары въ Филадельфію.

Кончакъ остановился и замолчалъ.

— Съ той поры и шатаюсь я по этой Америкѣ, — прибавилъ онъ кратко.

— И что же, нравится? — спросилъ я.

— Да какъ сказать? — заговорилъ Кончакъ. — Вонъ когда еще я пасъ овецъ въ степу, проходилъ у насъ старикъ, странникъ съ котомкой, такъ онъ говорилъ: «Земля, — говоритъ, — какъ неводъ, а люди, какъ рыбы, а я хожу, спасенія ищу».

— Ну вотъ, по-моему выходитъ, что въ Америкѣ неводъ, какъ неводъ, а петли все-таки больше .

Опредѣленіе отличалось мѣткой, чисто хохлацкой своеобразностью.

— А гдѣ же спасеніе? — перевелъ я разговоръ на новую почву.

Я хотѣлъ уяснить себѣ, не былъ ли въ концѣ концовъ этотъ бродячій пастухъ только подражателемъ странника съ котомкой.

— Ка зна, гдѣ! (Богъ знаетъ, гдѣ!) — отвѣтилъ Кончакъ. — Ты думаешь, я спасенія ищу! — прибавилъ онъ тотчасъ же. — Ни, я такъ, землепроходъ, понимаешь. Какъ пословица говорится: весь свѣтъ прошелъ и назадъ не вернулся…

— А зачѣмъ ходишь? — спросилъ я прямо.

— Нудно жить! — такъ же прямо отвѣтилъ Кончакъ. — Рыба ѣстъ рыбу, а человѣкъ человѣка. Вотъ и плюнешь, да и подумаешь часомъ: пойду-ка я на иное мѣсто, можетъ тамъ жить просторнѣе!..

— Много я городовъ исходилъ, — продолжалъ Кончакъ, — въ Чикаго на элеваторѣ хлѣбъ перевѣвалъ, въ Мильвоки струны навивалъ на колесо, телятъ возилъ отъ Канзасъ-Сити, въ Пенсильвеніи въ майнахъ (копяхъ) три раза работалъ, въ Питсбургѣ желѣзныя штухи нагружалъ въ вагоны, всего и не перечтешь, пожалуй.

— Ну и что же? — спросилъ я съ невольнымъ участіемъ.

Иванъ, крестьянскій сынъ, продолжалъ отыскивать новую Жаръ-Птицу и по эту сторону океана, и ходилъ за нею изъ города въ городъ, отъ Чикаго до Питсбурга. Но американцы называютъ Питсбургъ «пекломъ безъ покрышки», и говорятъ, что грѣшники изъ Чикаго отдыхаютъ только въ аду. Трудно было бы найти просторъ жизни въ одномъ изъ такихъ безпокойныхъ мѣстъ.

— Нѣту толку! — отвѣтилъ Кончакъ нехотя. — Здѣшніе города похожи другъ на дружку, какъ рѣпа на рѣпу. Что въ нихъ найдешь путящаго?

— А вы бы въ деревнѣ попробовали! — сказалъ я.

Меня немного удивило, что этотъ степной пастухъ упоминаетъ только самые крупные промышленные центры.

— Въ Америкѣ деревень нѣтъ, — сказалъ Кончакъ, — гдѣ и пробовать?..

— Какъ нѣтъ? — возразилъ я. — Вонъ сколько они хлѣба сѣютъ…

— Хлѣбъ есть, — сказалъ Кончакъ, — и даже овцы, а люди не такіе. Они вонъ и хлѣбъ убираютъ по-городскому, машинами.

— А что худого въ машинахъ? — возразилъ я.

Я не ожидалъ, что просторъ жизни окажется враждебнымъ механическому прогрессу.

— Богъ велѣлъ Адаму, — сказалъ Кончакъ, — что работай, говоритъ, копай землю, и она тебѣ произраститъ плодъ. А если машинами, такъ это какая работа?…

— Будто американскіе рабочіе не работаютъ? — возразилъ я, — здѣсь вѣдь тоже никто даромъ денегъ платить не станетъ.

— Такъ то деньги, а не хлѣбъ, — сказалъ Кончакъ. — Для денегъ работаетъ онъ, больше ни для чего. Если работникъ, такъ онъ жалованье получаетъ, а фармеръ продаетъ маклеру, а деньги несетъ въ банкъ, все равно въ городѣ.

— Вамъ бы въ глушь забраться! — посовѣтовалъ я.

Мнѣ казалось, что на окраинахъ цивилизаціи въ глубинѣ дальняго запада этотъ странный человѣкъ почувствовалъ бы себя болѣе свободнымъ.

— Скучно въ глуши! — живо возразилъ Кончакъ. — Я все людей отыскиваю, чтобы жизнь была по мысли моей. А безъ людей жить, значитъ, съ овцами, съ коровами, либо съ деревьями. А я отъ овецъ со степу ушелъ, — закончилъ онъ.

Это былъ какой-то русскій Агасферъ, который не могъ найти себѣ мѣста по мысли на протяженіи всего земного шара.