Владимир Богораз - Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ пятый. Американскіе разсказы [Старая орфография]

— Прожилъ я въ этомъ городѣ съ мѣсяцъ, все думалъ, какъ бы мнѣ на корабль попасть и сосѣдямъ говорю: Америка, Америка, а они мнѣ тоже: Америкъ да Америкъ.

Наконецъ, приходитъ ко мнѣ полякъ.

— Ты, — говоритъ, — хочешь въ Америку ѣхать?

— Ага, — говорю, — хочу!

— А гроши у тебя есть? Это дорога не малая. Надо сотню червоныхъ злотыхъ (60 рублей).

Я себѣ подумалъ немного. Было у меня тогда двѣсти копъ грошей, по-здѣшнему, стало быть, пятнадцать далеровъ. Все равно, думаю, мало.

— Съ деньгами, говорю, не хитро на тотъ и на этотъ свѣтъ доѣхать. А вотъ кабы такъ, безъ денегъ.

— Твое счастье, — говоритъ. — Пришелъ сюда капитанъ на короткій часъ; въ Америку идетъ и везетъ людей. Онъ можетъ провезти безъ денегъ.

— Вотъ добрый человѣкъ, — говорю. — Дай ему Богъ.

А потомъ, подумалъ немного, говорю: — А откуда онъ знаетъ, что я ѣхать хочу? Я же его не видалъ совсѣмъ. Развѣ вы сказали?..

— Такъ! — говоритъ полякъ. — Онъ ищетъ людей, которые работать умѣютъ. Ты работать будешь?

Сомнѣніе меня взяло.

— Охъ, — говорю, — я не сдужаю. Я не умѣю работать ничего морское.

— Зачѣмъ морское? — говоритъ. — Можетъ, и на берегу что-нибудь поработаешь.

— На какомъ берегу, спрашиваю, на томъ или на этомъ? За его доброту согласенъ хоть цѣлую недѣлю мѣшки ворочать и платы мнѣ не надо, только хлѣба край.

Полюбились поляку мои слова.

— Пойдемъ, говоритъ, сходимъ къ тому капитану. Сами поговорите.

Съ тѣмъ я сходилъ на корабль и съ капитаномъ поговорилъ, а полякъ намъ толмачилъ.

Перевезутъ, значитъ, меня на американскую сторону и кормить будутъ, а платы не надо. Только долженъ я работать, что капитанъ свелитъ.

Я опять говорю, что морское ничего не умѣю. А капитанъ даже усмѣхнулся.

— Скажи ему, — говоритъ, — будетъ работа на берегу, хватитъ съ него. Такъ что даже я это самъ понялъ безъ поляка.

Я слушалъ съ недоумѣніемъ. Великодушное предложеніе перевозить эмигрантовъ безъ платы, ради обязательства исполнить неопредѣленную «работу на берегу», сбивалось на что-то чрезвычайно знакомое. Китайскіе кули, которыхъ я встрѣчалъ тысячами на всемъ пространствѣ Тихаго Океана отъ Гонолулу до Камчатки, путешествовали именно на такихъ условіяхъ. Мнѣ доводилось глухо слышать, что бываютъ португальскіе и испанскіе кули, но это былъ первый очевидецъ съ европейскаго рабовладѣльческаго корабля.

— А дальше что! — задалъ я вопросъ, чтобы побудить Кончака къ продолженію разсказа.

— А дальше поѣхали мы! — сказалъ Кончакъ. — На другой день съ мѣста снялись. Большой былъ пароходъ, а только старый и шелъ тихо. И людей биткомъ набито, какъ овецъ въ кошарѣ.

— Правда, думаю, этотъ капитанъ, видно, добрый человѣкъ. Такую силу народа даромъ везетъ, да еще и кормитъ. А кормили насъ, скажу вамъ, все же не очень скверно. Утромъ кофей, въ полдень юшка съ соленымъ мясомъ, а сухарей грызи, сколько хочешь, пока зубы не заболятъ.

А по-нашему, знаете: Хочь клочья, хочь вовна, абы кишка повна .

— А какой то былъ народъ, — спросилъ я, — на этомъ кораблѣ?

— Волочуги, — сказалъ Кончакъ, — голота на подборъ. Такіе были, что съ голоду насквозь свѣтятся. Даже лохмотьевъ на спинѣ чертъ ма!

— А гдѣ онъ ихъ набралъ? — настаивалъ я.

— Должно быть, вездѣ понемногу, — сентенціозно сказалъ Кончакъ. — А только все больше Деги были, чернявые, волосатые. Иные то, должно быть, изъ мужиковъ, въ красныхъ шапкахъ и деревянныхъ лаптяхъ, а съ ними бабы въ монистахъ, а ребятишки босенькіе, какъ у насъ.

Дегами, Dagoes, янки называютъ южныхъ латинцевъ.

— Какъ же вы ѣхали? — продолжалъ я спрашивать.

— Ѣхали мы скверно! — признался Кончакъ. — Прямо сказать, очень нехорошо.

Первое дѣло, народу много было, а пароходъ былъ чудной, мѣсто есть, а спать не на чемъ. Лавокъ нѣтъ. Половина спала на полу, а на полу мокро, течетъ пароходъ. Народъ все непривычный къ морю, закачало всѣхъ, и меня съ ними выворотило всего. Даже сухари на умъ не пошли, — прибавилъ Кончакъ съ улыбкой, какъ будто разсказывалъ что-нибудь очень забавное.

— А долго вы ѣхали? — спросилъ я.

— Ѣхали долго! — сказалъ Кончакъ. — А сколько дней, не умѣю сказать. Такое, видишь, вышло, что я счетъ потерялъ. Вѣтренное было время, со всѣхъ боковъ вѣтеръ дуетъ, наверхъ выйти нельзя, всего водой обдастъ. Весь народъ сидитъ внизу. А между тѣмъ пароходъ съ боку на бокъ бросаетъ. Какъ броситъ, всѣхъ людей опрокинетъ, мѣшки вмѣстѣ летятъ, ребятишки плачутъ, бабы блюютъ, бѣда да и только. Три дня насъ бросало, потомъ потихло. Ожили мы. Сталъ я на разговоры пускаться, да опять новый языкъ, не тотъ, что въ городѣ. Ничего не выходитъ у меня.