Владимир Богораз - Собраніе сочиненій В. Г. Тана. Томъ пятый. Американскіе разсказы [Старая орфография]

Постепенно Авдотья стала привыкать къ дому и къ дѣтямъ; даже по воскресеньямъ, вмѣсто того, чтобы уходить къ подругамъ, забирала своихъ ребятишекъ и отправлялась въ Центральный паркъ. Американскіе балаганы и панорамы успѣли надоѣсть ей; теперь ей было пріятнѣе посидѣть среди зелени въ густомъ паркѣ, глядя на рѣзвившуюся Бебичку-Авдотья понемногу стала входить въ лѣта. Ей было тридцать пять, а пережитаго хватило бы на три бабьихъ вѣка въ Красномъ.

Наружно, впрочемъ, она не состарилась, скорѣе помолодѣла за эти четыре года. Кожа ея стала бѣлой, лицо округлилось и пріобрѣло двойной подбородокъ. Плечи не выступали болѣе такими костлявыми углами. Русая коса, въ которой не было ни одного сѣдого волоса, росла гуще и длиннѣе, чѣмъ прежде, когда ковалю случалось выдирать изъ нея цѣлыя пряди.

На другой годъ своей жизни въ Америкѣ. Авдотья попросила одну изъ своихъ хозяекъ написать письмо въ Красное ея двоюродной сестрѣ Аринѣ, которая тоже жила въ «хозяяхъ», но не съ такимъ постылымъ и драчливымъ мужемъ, какъ коваль. Она приложила свой адресъ и пять долларовъ «таточку на табакъ и дѣточкамъ на сѣмечки». На русской почвѣ пять долларовъ превратились въ десять рублей и произвели въ Красномъ цѣлый переполохъ.

Черезъ полтора мѣсяца Авдотья получила отвѣтъ, приватно написанный помощникомъ волостного писаря Броварникомъ, совмѣстно отъ имени Арины и авдотьиныхъ дѣтей.

Дѣти въ началѣ письма, какъ водится, кланялись земно и просили родительскаго благословенія нерушимо и навѣки. Потомъ слѣдовали безконечные поклоны всей деревенской родни. Потомъ кланялась сама Арина и просила прислать еще пять долларовъ, собственно ей на бѣдность.

«А живемъ мы худенько! — писала Арина. — Прошлое лѣто ничѣмъ ничего не родилось. Хлѣбъ покупаемъ съ Рождества. Былъ падежъ на овецъ. Сѣно высохло.

А у насъ по селу волочатъ, — прибавляла Арина, — будто ты женилась за еврейскаго пана и живешь, какъ барыня. А правда ли, что въ Америкѣ отъ живого мужа жениться можно?

А коваль пьетъ крѣпко. Скотъ у него палъ: лошадь и корова. Хватился теперь, что свое счастье изъ дома прогналъ, — льстиво прибавляла Арина, — да не воротить, видно».

Въ самомъ концѣ, неизвѣстно кто, былъ можетъ, самъ помощникъ писаря, Броварникъ, спрашивалъ Авдотью, не нужно ли ей послать паспортъ.

Авдотья послала Аринѣ не пять долларовъ, а два, и потомъ продолжала посылать черезъ каждые нѣсколько мѣсяцевъ письма и немного денегъ дѣтямъ на сѣмечки. Дѣти отвѣчали то черезъ того же Броварника, то черезъ какого нибудь отставного солдата. Въ позапрошломъ году Антосикъ, наконецъ, прислалъ собственноручное письмо. Оно было написано большими неровными буквами, похожими на петли для ловли воробьевъ. Впрочемъ, Авдотья въ это время уже сама писала такими же кривыми каракулями и могла поэтому разобрать писаніе своего сына, лучше, чѣмъ кто-нибудь другой.

Антосикъ писалъ, что хотя «тато не посылалъ его до школы», но у него было «дужо охоты», и онъ выучился «самоукомъ» у того же неистощимо полезнаго собирательнаго отставного солдата, для того, чтобы писать своей «матычкѣ рукою власною».

Съ тѣхъ поръ мать и сынъ стали обмѣниваться письмами собственноручно. Правда, на листѣ почтовой бумаги умѣщалось немного этихъ крупныхъ строкъ, и письмо поневолѣ выходило коротко, чтобы не платить за лишнія марки.

Все-таки, мало-по-малу въ сундукѣ у Авдотьи накопилась цѣлая коллекція писемъ, и иногда, когда ей было скучно, она вынимала ихъ и перечитывала съ начала до конца, переворачивая полуистертыя страницы своими жесткими руками и тщательно разглаживая и складывая вмѣстѣ эти измятые лоскутки сѣрой бумаги, исписанные блѣдными деревенскими чернилами, измазанные бурыми кляксами и пятнами отъ грязныхъ пальцевъ.

И когда она вспоминала свою прошлую жизнь, ей казалось, что на свѣтѣ были двѣ разныя Авдотьи, одна та, давнишняя, которая мучилась въ Красномъ съ постылымъ ковалемъ, другая здѣсь въ Америкѣ, которая три раза въ недѣлю брала ванну и имѣла особую комнату и деньги въ банкѣ.

По мѣрѣ того, какъ время шло впередъ, въ письмахъ изъ Краснаго являлись вѣсти о перемѣнахъ. Бабка Барчиха умерла. Она жила съ ковалемъ дворъ о дворъ, и Авдотья не разъ спасалась на ея огороды, когда пьяный мужъ гонялся за нею съ вилами. Анка Попелякова женилась за Терешка Бѣлковича. Когда Авдотья убѣжала изъ Краснаго, Анкѣ было только двѣнадцать лѣтъ, а Терешка въ самые послѣдніе дни она прогнала съ своихъ подсолнечныхъ грядъ хворостиной.