Елизавета Магнусгофская - Тринадцать - Оккультные рассказы [Собрание рассказов. Том I]

За окном догорел закат. В комнату смотрели светлые сумерки. Были уже близки белые ночи. Тихий покой, какого уже давно не знала душа, овладел Еленой. Хотелось так сидеть и слушать его тихие речи. Речи, в которых слышалась еле уловимо теплая нотка. Вошла зачем-то мать.

— Что вы тут в темноте? — сказала она и повернула выключатель. И это нарушило все. При холодном свете верхней лампы Елене как-то бросилось в глаза, что в книге, которую читал перед ее приходом Алеша, лежит письмо. Никогда не была любопытной Елена. Но письмо, которое читает Алеша. Может быть, ее толкнули невидимые злые, которые заняли комнату, когда зажгли в ней свет. И несмотря на то, что сидела далеко, Елена умудрилась прочесть — внутреннее зрение помогло — раскрытую страницу:

«Милый, любимый мой Леша!»

Обычное женское письмо, полное самых банальных уверений в любви, которые встречаются в надписях киноэкрана. Судя по слогу, не слишком развита, не слишком образована была писавшая.

— И такую он предпочел мне! — с болью подумала Елена. — Да, конечно, я не умею клясться в любви… я никогда не буду зря говорить о своем чувстве… Ну как же не понимает он — такой чуткий и вдумчивый — что ложь, всегда ложь, может быть, и бессознательная, такие надуманные слова.

И внезапно почувствовала Елена — не ревность, не те, черные, сказали ей это — какой-то тайный голос приоткрыл перед ней завесу грядущего: почувствовала Елена — никогда, никогда не будет счастлив Алеша с той, которая клянется ему в любви. Бедный, бедный Алеша…

— О чем задумались? — Снова голос его прозвучал так ласково. Зачем он так говорит с нею сегодня? Или он так счастлив письмом, которое получил от той, что ему хочется бросить на каждого хоть маленький луч своего счастья?

Елена отвечала односложно. Не хотела, чтобы Алеша заметил ее настроение. Но не скоро овладела собой…

Боже, зачем, зачем эта мука?!

С июня Елена приезжала в имение два раза в неделю. Давала урок, оставалась ночевать, а на следующее утро опять урок. Так выходило четыре урока в неделю. Если Алеша бывал свободен, иногда выходили вечером погулять. Не слишком большой охотник до прогулок Алеша. Но если целый день работаешь — тянет на воздух. Так пошли они и сегодня.

Сегодня Алеша не такой, как всегда. Давно не помнит Елена его таким. Он, пожалуй, такой, как в тот вечер, когда в руки ей попалось злосчастное письмо. Письмо, отравившее ей всю весну. Лишившее ее возможности наслаждаться пробуждением природы, которое она так любила, истомой и ароматом белых ночей.

Таким был Алеша раньше. Когда Елена наивно думала, что она любима!

В тиши этой ночи, на грани осени и лета, в лесной тиши, они были близки. Они понимали друг друга…

Понимали… Может быть, в первый раз!

Окружило со всех сторон ласкающее волшебство. И в тиши этой приближались к ним добрые духи леса. Они говорили о том, что коротка человеческая жизнь, что мало осталось теплых и ясных ночей. Что надо пользоваться жизнью… любить. На грешную Иванову ночь была похожа ночь святого Лаврентия. И грешные языческие духи манили их из чащи… заставляли сплетаться их руки… прижиматься устами кустам..

И первый раз, повинуясь шепоту лесных духов, сказал ей Алеша то слово, которого она ждала годы:

— Люблю!

Очнулась Елена.

Ясное звездное небо опрокинулось над заснувшим лесом. Заснувшим? — Нет не спал он, а жил, жил тысячью невидимых и неслышных жизней. Алеша спал, как тогда, год тому назад. Но не было холодным его лицо. На устах его застыла счастливая улыбка. Долго, долго смотрела на любимое лицо Елена.

Сегодня он счастлив. Шепнул, что любит…

А завтра… Быть может, завтра уже станет ее упрекать.

Как будто бы она виновата, что любит его! Что он послушался голоса лесных духов!

Ночь клонилась к рассвету. Уже собирались гасить свои светильники звезды. А над лесной просекой, что вела куда-то к вырубленной полянке, вставала уже золотая Венера. И яркая, громадная, такая же, как была в небе, отразилась она в лесных водах…

Но не поняла Елена, что это — отражение. Показалось ей, ярким светом загорелось что то в болоте.

— Лаврентьев цвет! — крикнула она и рванулась вперед.

— Подойди и сорви! Подойди и сорви! — шептал над ухом ее коварный голос — как год назад…

Счастье есть! Надо суметь удержать это счастье!

Глубоко ушли ноги в коварную зелень болот. Хотела ухватиться за что-нибудь, но не было ни одного куста, и каждый сучок, за который хваталась рука, с треском ломался под прикосновением…