Юз Алешковский - Собрание сочинений в шести томах. Том 5

Отхожу от этого намека в сторону, а там вторая жена радуется, что как бы то ни было, оба похороненных были бы живы-здоровы вдали от нас, а тайное стало бы явным после второго пришествия Витька и Ефима.

Батюшка же бедный все звал и звал народ продолжить погребение в трезвом виде, но – где уж там. Все начали поддавать, а это дело должно было окончиться драчкой, как часто бывает в русской нашей жизни при безмерной радости и от непревозмогаемого горя.

Наконец физиогномически-ярко различаю среди рядовых лиц фигуру одного из авторитетных заказчиков. Самый вшивенький на вид дядёк вдруг резко обратился к толпе счастливцев и с большим намеком произнес следующие очень разумные слова: «Люди, женщины и мужчины, дальнейшие успехи зависят только от вас и вашего кочумалова. Давайте в темпе и вне безобразий закончим похоронное мероприятие, предав земле двух дорогих нашим сердцам людей. Въехали? Подробности – своим этапом и в свой час. Так что заткните на время свои ротовые отверстия».

После этих слов я обратил внимание, что заказчики своевременно предотвратили участие во всей этой пантомиме бригады могильщиков. Этих ханыг и гонимых диссидентов додержали на стакане до глубочайшего самозабвения и полной потери чувства действительности. Впоследствии они были брошены на элитарные погосты престижной части знакового Востряковского объекта. В социальном плане это приравнивается к резкому повышению солдат могил до майоров катафалков и полковников обелисков.

В этом месте начинаю заговариваться, поэтому желаю показать следующее: батюшку не привлекайте. Он сумел учуять в происходящем нечто демоническое и уклончиво свел отпевание сомнительных покойников к поддатой гражданской речи о своей судьбе. В ней он поведал, что некогда злые силы чудом не вывели его в расход, наоборот, Сталин велел Берии выдать ему небольшой приход. Потом были им помянуты все миллионы невинно убиенных в Смутные времена создания нового советского человека. После этого какие-то пришлые пацаны быстро погребли два никому не известных трупа.

Осмелев после стакана (терять мне было нечего), подхожу к явному заказчику и бесстрашным шепотом решительно объясняюсь: «Штукатурка нижезахороненных лиц была мною произведена первоклассно. Я, сами видели, произвел тихую революцию в технологии заметания портретных следов вашей теневой экономики, преследуемой передовым учением банды четырех классиков марксизма. Не моя вина, что перегримировка иных членов тела осталась за бортом заказа. А то бы я сумел что-нибудь схимичить, хотя являюсь не Склифосовским, но официальной фигурой приведения умерших лиц к виду возвышенному и полностью уверенному, что все там будем. Передайте вашим людям, что готов к труду и обороне от ментов. Могу вернуть аванс в связи с тем, что утрачено беспроигрышное инкогнито трупов».

Дядёк отвечает, что не бэ, все будет хэ, время пока что сработало на нас, а в остальном я не замазан, все замастырил, как Аркадий Райкин во Дворце съездов. Трудись, мол, кочумай и гуляй по буфету…

У меня с ходу отлегло от сердца. Но из морга, думаю, пора рвать когти, после «Фитиля» там начнется борьба за власть над землей, лопатой и мрамором, а ОБХСС такой переворот устроит, что все пойдет под следствие – от вторичного оборота венков до сужения размера могил с целью увеличения взяток. Дело, думаю, до того может дойти, что ликвиднут старые захоронения, куда за громадные бабки будут помещать замачиваемых банкиров, видных демократов и звезд эстрады, откинувших копыта из-за передозняка.

И вот иду я однажды от метро до дому. Ветер, дождь со снегом – не погода, а роковая ночь перед Октябрьской революцией. Иду себе и пою: «Имел бы я златые горы, когда б не первый залп Авроры, и реки по-о-олные вина…» Пою, вдруг ангел как будто крылом меня в спину толкает, оборачиваюсь – прямо на меня бесшумно летят две фары и начисто ослепляют. В последний момент резко отшатываюсь за столб фонаря и еще более резко отскакиваю от него назад. Эта тачка в свою очередь врубается в тот массивный фонарь. Искры, шипение воды, вонь, огонь. Подхожу поближе – кровища, все стекло ветровое в дурацких киллерских мозгах, тачка вот-вот взорвется, внутри – все, кто там был, как говорится, в жопе, иначе не скажешь. В этот момент ясно осознаю, что только я мог бы привести ихние кашеобразные лица и фигуры в человеческий вид перед последним путем, видимо, прямо в ад.

Трагически трезвею и линяю к дежурной подруге – подальше от своего дома. И понимаю, благодарно прижавшись к ее груди, что заказчики решили меня замочить, ибо любой человек, как сказал еще кровавый прокурор Вышинский, неожиданно может превратиться в свидетеля обвинения.