Петр Котельников - Меч от Дамокла. Исторический роман. Том II

Л о п у х и н. – Ныне супротив прежнего времени жизнь не в пример скучнее.

Б е р г е р. – Должна же быть тому какая-нибудь причина?

Л о п у х и н. – Та и есть причина, что ныне веселье никому на ум нейдет. Вот, хоть о себе укажу. При дворе принцессы Анны Леопольдовны был и камер-юнкером в ранге полковника, а ныне определен в подполковники, да и то неведомо куда – в гвардию или армию. Это не обида? Обида мне, что каналья какая-нибудь – Лялин или Сивере в чины произведены из матросов. А сказать тебе, за что? За скверное дело. Ныне, друг любезный, веселится только наша государыня. В Царское Село со всякими непотребными людьми ездит, аглицким пивом напивается, а те.

Б е р г е р. – Действительно, императрица очень весело время проводит.

Л о п у х и н. Императрица! Да знаешь ли ты, что ей и императрицей быть не следовало? Незаконная – раз; другое: фельдмаршал князь Долгоруков сказывал, что в те поры, когда Император Петр II скончался, хотя б и надлежало Елизавету Петровну к наследству допустить, да она беременна была. Теперь она Ивана Антоновича и принцессу Анну Леопольдовну со всем семейством в Риге под караулом держит, а того не знает, что рижский караул очень к принцу и к принцессе склонен и с лейб-компанией потягается. Думаешь, не сладит с тремястами канальями? Прежний караул крепче был, да сделали дело.

Б е р г е р. – Так ты думаешь, что принцу Иоанну Антоновичу…

Л о п у х и н. – Сам увидишь, что через несколько месяцев будет перемена. Недавно мой отец к матери писал, чтобы я не искал ни какой милости у государыни. Мать перестала ко двору ездить, а я был на последнем маскараде и больше не буду.

Б е р г е р. – А принцу Иоанну недолго быть сверженну?

Л о п у х и н. – Недолго!»

Правдой из всего сказанного было лишь то, что все Лопухины действительно были недовольны переворотом и воцарением Императрицы Елизаветы Петровны, что жалели об удалении правительницы Анны Леопольдовны. Все же остальное было просто пьяной болтовней обиженного Ивана Степановича, который позволил себе в недобрый час вслух помечтать о желательном для него повороте российской истории. Он ничего не знал, да и не мог знать, ни о рижском гарнизоне, ни о возможности скорого возвращения малолетнего Императора. Что мог знать молодой двадцати трехлетний молодой человек, далекий от политики? Да только то, что из писем отца присланных, да женских разговоров матери с гостями.

В Соликамск БергерУ так и не пришлось ехать, он теперь был нужен в Петербурге. Да и в кармане серебро зазвенело.

А у Лестока появился первый донос «справедливого человека» – поручика лейб-кирасирского полка Бергера.

Похоже, что у Бергера вкус к доносительству усилился. А подогревался он тем, что отправка в Богом проклятый Соликамск благодаря ему отошла в сторону и всё более становилась туманней, призрачней. Он теперь в Петербурге нужнее становился. Чтобы призрак ссылки, вынужденной несением воинской службы напрочь отошел, решил поручик закрепить уже достигнутое самостоятельным, и опять же несогласованным с Лестоком действием. Для этого он предложил другу своему майору Фалькенбергу принять активное участие в разговоре с Иваном Лопухиным. Обещание поощрения по службе от самой Государыни сделало Фалькенберга сговорчивым – он согласился. Чтобы не вызвать у Лопухина подозрительности, он стал при всяком удобном случае заговаривать с подполковником на эту тему.

22—го июля выдался удачный день, после полудня все трое оказались свободными от несения службы: Бергер, Лопухин, Фалькенберг

– Время раннее, чтобы расходиться по домам… А не сходить ли нам в вольный дом и отведать там по стаканчику-другому вина? – предложил Бергер.

– А почему бы и нет? – согласился Фалькенберг.

– Пошли! – сказал Лопухин поворачивая в сторону Невского

В вольном доме посетителей на этот раз было слишком много, шумно – всё тонуло в дыму…

Лопухин потянул носом, поморщился и сказал:

Сегодня здесь, как в хлеву… Ни поговорить, ни выпить… Пошли ко мне… Вино и водка найдутся.

Поднялись на второй этаж Лопухинского дома – здесь находились две комнаты, занимаемые подполковником.

– Снимайте мундиры, чтобы легче дышалось – предложил гостеприимный хозяин. Пока раздевались, рассаживались, расторопный слуга поставил на стол бутылки с вином и закуски.

Пили не торопясь. Велась беседа. Говорили о пустяках: карты, женщины, дуэли

– Богато живешь, заметил с завистью в голосе Фалькенберг, окидывая взглядом обстановку комнаты – У нас, в Курляндии, жизнь поскромнее будет…