Татьяна Алферова - Сны в пустыне

В следующий раз он приехал к ней, но опасался, что Сережа вернется из школы раньше времени, и все произошло, но скомкано; вернее, у него ничего не получилось. Однако, Леня не смутился, Луиза растерялась гораздо сильней. С покойным мужем дело обстояло совсем наоборот: постоянная Венина готовность к подвигам в постели выводила Луизу из себя. Ей казалось унизительным, что после встречи с очередной любовницей (забыть о них не удавалось ни на минуту) он претендует еще и на близость с женой.

Леня оделся и, как ни в чем ни бывало, обещал найти квартиру, где будут розы, шампанское, и все пройдет замечательно, ведь теперь он в полной мере осознал, какая Луиза шикарная женщина. Время шло, квартира не находилась, встреча откладывалась. Но каждый вечер Леня бессовестно раздевал ее по телефону и подробно описывал, что именно он проделает с ней на квартире, буквально, в следующие выходные.

Сережа за стенкой не мог уснуть, ловил сдавленный смешок матери, ее неестественный тон, но закрывал глаза и старался глубоко дышать, когда она заглядывала в детскую с телефоном на длинном шнуре. Он придумывал способы наказания матери, ведь она сама говорила, что детей, к примеру, наказывают для того, чтобы они поняли, как поступать нельзя, а не от злости на уже совершенное. От этого дяди Лени, который звонит каждый вечер, следовало избавиться любым способом. Мама должна принадлежать только ему, Сереже. Это просто и понятно. У всех так. У всех, у кого нет папы. Да взять, хоть, ябеду Таньку - и то. А спать он не будет. Он не уснет, пока мама в соседней комнате не положит трубку и не пойдет в ванную, чтобы пропасть там надолго. Как она ложиться, Сережа уже не услышит.

* * *

Снился тот самый сон, что мучил его последние недели: Сергей ехал на машине по пустыне. Очень важно было успеть и доехать, но до куда, он не знал. Знал только, что времени в обрез, что не успевает, и машина опять встанет. И на этот раз придумал, сообразил, что следует делать.

Пыльно оранжевая пустыня откатывалась во все стороны, от одного взгляда на нее хотелось воды, и сам воздух казался нечистым, хотя кондиционер в машине еще работал, и пока не было жарко. Несмотря на желание скорости, такое же острое, как жажда, Сергей ехал на второй передаче, чтобы песок не понес машину, как уже случалось в предыдущих снах; чтобы эта железная ненадежная тварь не закопалась, предпочтя направление вниз стремлению вперед.

Жажда скорости подкреплялась смешной здесь гордостью - надо же, и этот кусок пути я преодолел, значит, чего-то могу - но тотчас сменялась жалобной мольбой - ну, еще капельку, ну, пронеси. Он не смотрел на приборную панель, но почувствовал, что стрелка датчика заходит в красную зону: двигатель перегрелся, не от скорости, от зноя, сжимающего машину и сверху, и снизу от песка. Если не останавливаться, как уже было, после все равно невозможно тронуться с места, на пределе, пока мотор окончательно не заглохнет, он сумеет выиграть минут пять, а повезет - семь. А потом... Потом наступило почти сразу. Сергей ступил на яркий, такой однородный, что казался неопасным, декоративным, песок и быстро, но не бегом, даже не захлопнув за собой дверцу, устремился вперед. Бежать не стоило, силы быстрее кончатся. После прохладного салона рубашка мгновенно взмокла, облепила спину, плечи. Теперь вперед, сколько успеет. Если успеет.

Через пару часов он дошел до места, где всегда, в предыдущих снах, встречалась ящерица, довольно крупная, больше ладони, быстро передвигающаяся на вывернутых лапах. Ящерица обернулась, щеки у нее раздулись, как жабры дальше Сергей в предыдущих снах не попадал. Случалось умирать и гораздо раньше, до ящерицы. А сейчас, похоже, его хватит еще на несколько часов ходьбы. Вперед, вперед. Потом проснулось отчаяние, сменилось двигательным оцепенением: он шел, как во сне. Собственно, он и был во сне. Двигаться стало легче от равнодушия, эмоции больше не отбирали сил. И когда запах воды и зелени проник в воспаленную носоглотку, Сергей удивился, ибо считал, что мираж, а оазис здесь мог быть лишь миражем, доступен одному зрению, или в первую очередь зрению, но никак не спящему или свихнувшемуся обонянию. Подумал, что в этот раз смерть окажется легче, сделал шаг, еще один, а следующий уже по инерции, не сам - тело двигалось без его желания и воли, после того, как темнота поглотила сознание и песок, самое главное, песок.

Со стоном приходя в себя, Сергей решил, что ночной кошмар закончился, но вместо желтоватых обоев собственной комнаты обнаружил перед глазами колышущуюся дымку. Испуганно сел, пытаясь определить ее происхождение и рассмотрел тонкую кисею, спускающуюся сверху и обвивающую постель, наподобие полога. Значит, на сей раз он успел, и сон не кончен. Тихие, чуть шаркающие шаги прошумели к нему, край кисеи поднялся, являя две полные белые ручки. Они закрепили ткань невидимым шнуром, исчезли, чтобы тотчас появиться с тяжелым подносом, в центре которого красовалась чеканная громоздкая чаша, заполненная колотым цветным льдом, симметрично окруженная вазами с фруктами и кувшинами с зеленой жидкостью. Другие руки, смуглее и миниатюрнее, ловко наполнили этой пряной влагой низкую чашу красно-желтого металла, зачерпнули пригоршню цветного льда, бросили туда же и поднесли к губам Сергея. Он пригнулся, чтобы глотнуть, приблизил лицо к соблазнительной чаше, пригубил, вскинул глаза и, прежде, чем глоток успел обжечь холодом горло, увидел темные глаза за неправдоподобно темными же ресницами, кипящие змейки блестящих волос по нежно-смуглым скулам, гранатовое зерно маленького, в точку стянутого, рта и неожиданно грозные на этом лице брови. Но тут выпитая жидкость взорвалась где-то в груди, и Сергей окончательно проснулся.